Радуга
Ровно в восемнадцать часов над одной из центральных улиц Белгорода небо разукрасила радуга.
Сбежавший с работы на пять минут раньше менеджер банка Сеня Блинчик был уверен, что еще без пяти ее и в помине не было.
Вечер предвещал быть мрачным. Тяжелые тучи висели весь день неподвижные, хмурые, словно войска, занявшие исходные позиции в ожидании приказа в атаку. Сквозь дыры в тучах изредка били мощные столбы закатного света, да горизонт, то и дело, озарялся молчаливыми вспышками на востоке. Дождь всё не шел, хотя им очень пахло.
И тут – вот она! Разноцветное коромысло над универмагом «Белгород» повисло! Яркая, сочная, жирная, выпуклая, как свежий рогалик.
По привычке Сеня стал перечислять снизу вверх.
- Каждый! Охотник! Желает!..
Рука полезла в карман брюк за смартфоном…
- Знать! Где! Сидит!..
Включил камеру, навел резкость…
- Фазан!
Щелк!
Щелк, щелк, щелк!
Теперь селфи – над головой полосатая арка! Щелк, щелк!
Улыбнуться, щелк! Смотреть не в экран, а в объектив, щелк, щелк!
Выключил, убрал в штаны и снова к ней лицом. Какая красота!
Будто снизу, из берегов Везёлки выплеснулась речка и мостом через всё небо – от Парка Победы до Парка Ленина. Разноцветное чудо природы из капелек воды и молекул света, распустившееся над центром города, словно ворота в небеса распахнулись.
А где вторая? Сеня знал, что обычно радуг две, а то и три, если первая очень яркая. Эта же была такой яркой, что впору было не одну и не две, а сразу несколько своих копий спроецировать, но нет – радуга была одна одинёшенька, но какая! Никогда такой не видел…
И тут его сбила машина, и он умер. Пока он подлетал от удара и еще не умер, то подумал, что, эх, не успел выложить в Инстаграм селфи с такой волшебной радугой, что без толку, выходит, фоткал. Подумал, что экран смартфона от падения, скорее всего, треснет даже в кармане, придется заказывать новый, который приедет не раньше двух недель. И что вообще зря он сбежал с работы на пять минут раньше – может быть, автомобиль, сбивший его, к тому моменту уже бы проехал. Или если это судьба? Проехал бы один, да не проехал бы другой?
Сеня попытался вспомнить, а чего ради он сбежал на эти пять минут, и не смог. Какую роль бы сыграли эти минуты, если бы надо было куда-то отпроситься? Это не час и даже не полчаса. Пять минут, которые сыграли-таки свою роль. Вот зачем. Чтобы он сейчас летел и ничего не понимал.
Он даже хотел посмотреть на часы, чтобы, глядя на циферблат, убедиться в ничтожности этого временного отрезка, на который он сократил свой рабочий день, но вспомнил, что его тело сейчас вряд ли в его власти. Он даже не в состоянии рассмеяться от этого нелепого образа – сбитый машиной Сеня Блинчик летит и подносит в полете руку к лицу; смотрит на часы, проверяет, который час.
А он, между тем, всё летел. Медленно так летел или летел с обычной скоростью, а просто думал еще быстрей.
Сеня Блинчик переживал и расстраивался, что не мог вспомнить, отпросился он у своего супервайзера, Гришки Кривого, или ушел так, с надеждой, что не заметят. Переживал, будет ли выполнен июльский план по потребительским кредитам. Ему казалось, что он хорошо отработал в этом месяце, и план, скорее всего, должен быть выполнен, если сделает свои выдачи Катька из допофиса.
В этом случае его ждут премиальные. Но вместе с тем, наверняка, и повышение плана в следующем месяце – работодатель ведь тоже не идиот, платить ежемесячно менеджерам за выполнение плана.
Но если из-за противной Катьки они не покажут план, то он не знал, что он сделает – Сеня задумался и придумал – он не сделает ей утром ее любимый омлет с помидорами и не сварит её любимый Чибо с сахарной корочкой, а потом будет полдня не отвечать на эсэмэски и дуться.
Одновременно Сеня думал, что вот, должно быть, что видит человек в последние мгновения жизни – вот такую прекрасную яркую радугу! И думает о всякой ерунде, которой уже никогда не бывать, и которая никогда не играла в его жизни особенной роли. А что играло? Да только эти пять минут и сыграли.
Радуга, между тем, становилась всё ближе. Если бы Сеня мог наклонить голову, он, должно быть, увидел, как высоко сумел подняться над землей. Ему было интересно посмотреть на то, что происходит там, внизу, где так глупо и так негаданно оборвалась его жизнь. Собираются ли там люди, едет ли скорая, полиция? Или кто в таких случаях приезжает? Будут ли смотреть его смартфон, кому-то звонить? Увидят ли снимки радуги? Увидят ли они ее такой, как видит он?
Но он не мог посмотреть вниз. Эта неспособность шевелиться как будто оберегала его от печального зрелища, являя лишь прекрасное в его последние мгновения.
Эта Катька – такая лапа! Как же люблю я её! Сене даже почудилось, как он звучно расхохотался от этого внезапного открытия! Как можно на нее обижаться из-за какого-то дурацкого плана, придуманного какими-то дурацкими людьми, которых он никогда не видел, которых, возможно, даже нет, а есть только электронные письма с планами, созданные банковской программой.
Какая же она солнечная, когда ждет его, зачем-то забравшись на бордюр обеими туфельками и качаясь на нем, как на канате между башнями-близнецами. Какой же бархатный у нее животик, такой теплый и светящийся изнутри, когда молочное солнце между штор проливается в спальню. Как славно уминает она свисающий с вилки дымящийся горячий помидор!
Сеня почувствовал себя счастливым, почувствовал вдруг разгоревшуюся в нем любовь! Такую любовь, что озарила всё небо! Любовь, что раскинулась перед ним так близко, что уже можно было ее коснуться. Он услышал свое сердцебиение. Такое гулкое, сильное, что его заколыхало из стороны в сторону, что стало невозможно дышать. Он вдруг ощутил желание жизни и силу жизни! И все стало единым – он сам, Радуга, Сердце, Жизнь, Любовь! И всё это было так несовместимо со смертью!
Впереди только Жизнь, только Свет! Только жить! Жить и любить! Спешить к ней, бежать к лапе. Любить ее так, что нет сил, и пяти минут не усидеть до конца рабочего дня!
Собравшиеся на перекрестке люди стали раскрывать зонты, с верхних кварталов слышались нарастающие сирены. Тучи получили приказ.
Сбежавший с работы на пять минут раньше менеджер банка Сеня Блинчик был уверен, что еще без пяти ее и в помине не было.
Вечер предвещал быть мрачным. Тяжелые тучи висели весь день неподвижные, хмурые, словно войска, занявшие исходные позиции в ожидании приказа в атаку. Сквозь дыры в тучах изредка били мощные столбы закатного света, да горизонт, то и дело, озарялся молчаливыми вспышками на востоке. Дождь всё не шел, хотя им очень пахло.
И тут – вот она! Разноцветное коромысло над универмагом «Белгород» повисло! Яркая, сочная, жирная, выпуклая, как свежий рогалик.
По привычке Сеня стал перечислять снизу вверх.
- Каждый! Охотник! Желает!..
Рука полезла в карман брюк за смартфоном…
- Знать! Где! Сидит!..
Включил камеру, навел резкость…
- Фазан!
Щелк!
Щелк, щелк, щелк!
Теперь селфи – над головой полосатая арка! Щелк, щелк!
Улыбнуться, щелк! Смотреть не в экран, а в объектив, щелк, щелк!
Выключил, убрал в штаны и снова к ней лицом. Какая красота!
Будто снизу, из берегов Везёлки выплеснулась речка и мостом через всё небо – от Парка Победы до Парка Ленина. Разноцветное чудо природы из капелек воды и молекул света, распустившееся над центром города, словно ворота в небеса распахнулись.
А где вторая? Сеня знал, что обычно радуг две, а то и три, если первая очень яркая. Эта же была такой яркой, что впору было не одну и не две, а сразу несколько своих копий спроецировать, но нет – радуга была одна одинёшенька, но какая! Никогда такой не видел…
И тут его сбила машина, и он умер. Пока он подлетал от удара и еще не умер, то подумал, что, эх, не успел выложить в Инстаграм селфи с такой волшебной радугой, что без толку, выходит, фоткал. Подумал, что экран смартфона от падения, скорее всего, треснет даже в кармане, придется заказывать новый, который приедет не раньше двух недель. И что вообще зря он сбежал с работы на пять минут раньше – может быть, автомобиль, сбивший его, к тому моменту уже бы проехал. Или если это судьба? Проехал бы один, да не проехал бы другой?
Сеня попытался вспомнить, а чего ради он сбежал на эти пять минут, и не смог. Какую роль бы сыграли эти минуты, если бы надо было куда-то отпроситься? Это не час и даже не полчаса. Пять минут, которые сыграли-таки свою роль. Вот зачем. Чтобы он сейчас летел и ничего не понимал.
Он даже хотел посмотреть на часы, чтобы, глядя на циферблат, убедиться в ничтожности этого временного отрезка, на который он сократил свой рабочий день, но вспомнил, что его тело сейчас вряд ли в его власти. Он даже не в состоянии рассмеяться от этого нелепого образа – сбитый машиной Сеня Блинчик летит и подносит в полете руку к лицу; смотрит на часы, проверяет, который час.
А он, между тем, всё летел. Медленно так летел или летел с обычной скоростью, а просто думал еще быстрей.
Сеня Блинчик переживал и расстраивался, что не мог вспомнить, отпросился он у своего супервайзера, Гришки Кривого, или ушел так, с надеждой, что не заметят. Переживал, будет ли выполнен июльский план по потребительским кредитам. Ему казалось, что он хорошо отработал в этом месяце, и план, скорее всего, должен быть выполнен, если сделает свои выдачи Катька из допофиса.
В этом случае его ждут премиальные. Но вместе с тем, наверняка, и повышение плана в следующем месяце – работодатель ведь тоже не идиот, платить ежемесячно менеджерам за выполнение плана.
Но если из-за противной Катьки они не покажут план, то он не знал, что он сделает – Сеня задумался и придумал – он не сделает ей утром ее любимый омлет с помидорами и не сварит её любимый Чибо с сахарной корочкой, а потом будет полдня не отвечать на эсэмэски и дуться.
Одновременно Сеня думал, что вот, должно быть, что видит человек в последние мгновения жизни – вот такую прекрасную яркую радугу! И думает о всякой ерунде, которой уже никогда не бывать, и которая никогда не играла в его жизни особенной роли. А что играло? Да только эти пять минут и сыграли.
Радуга, между тем, становилась всё ближе. Если бы Сеня мог наклонить голову, он, должно быть, увидел, как высоко сумел подняться над землей. Ему было интересно посмотреть на то, что происходит там, внизу, где так глупо и так негаданно оборвалась его жизнь. Собираются ли там люди, едет ли скорая, полиция? Или кто в таких случаях приезжает? Будут ли смотреть его смартфон, кому-то звонить? Увидят ли снимки радуги? Увидят ли они ее такой, как видит он?
Но он не мог посмотреть вниз. Эта неспособность шевелиться как будто оберегала его от печального зрелища, являя лишь прекрасное в его последние мгновения.
Эта Катька – такая лапа! Как же люблю я её! Сене даже почудилось, как он звучно расхохотался от этого внезапного открытия! Как можно на нее обижаться из-за какого-то дурацкого плана, придуманного какими-то дурацкими людьми, которых он никогда не видел, которых, возможно, даже нет, а есть только электронные письма с планами, созданные банковской программой.
Какая же она солнечная, когда ждет его, зачем-то забравшись на бордюр обеими туфельками и качаясь на нем, как на канате между башнями-близнецами. Какой же бархатный у нее животик, такой теплый и светящийся изнутри, когда молочное солнце между штор проливается в спальню. Как славно уминает она свисающий с вилки дымящийся горячий помидор!
Сеня почувствовал себя счастливым, почувствовал вдруг разгоревшуюся в нем любовь! Такую любовь, что озарила всё небо! Любовь, что раскинулась перед ним так близко, что уже можно было ее коснуться. Он услышал свое сердцебиение. Такое гулкое, сильное, что его заколыхало из стороны в сторону, что стало невозможно дышать. Он вдруг ощутил желание жизни и силу жизни! И все стало единым – он сам, Радуга, Сердце, Жизнь, Любовь! И всё это было так несовместимо со смертью!
Впереди только Жизнь, только Свет! Только жить! Жить и любить! Спешить к ней, бежать к лапе. Любить ее так, что нет сил, и пяти минут не усидеть до конца рабочего дня!
Собравшиеся на перекрестке люди стали раскрывать зонты, с верхних кварталов слышались нарастающие сирены. Тучи получили приказ.
