Капа
Капа вошла в вагон и, чуть опустив голову, села на коричневое сидение и прикрыла глаза. Ей было страшно, что это может начаться, опять начаться в любой момент. С закрытыми глазами она слушала объявления о закрывающихся дверях и следующих станциях. Оставалось еще четыре. Ежедневная пытка встречаться с людьми в метро или даже на улице, потому что иногда это могло произойти и на свежем воздухе, совершенно опустошала ее, и на работу она приходила как выжатый лимон. Благо, в помещение архива под землей редко кто заглядывал, и Капа за день немного приходила в себя, инспектируя и инвентаризируя старые пожелтевшие фолианты, обладающие специфическим запахом, но давно лишенные жизни и человеческого внимания. А Капа боялась именно жизни, живого в его совершенно особом проявлении.
Она слегка подняла ресницы. Народу в вагоне было не много. Капа специально пропускала час пик и ехала на работу позже, а потом позже и возвращалась. Напротив нее сидела девушка в желтом драповом пальто, высокая, худая, с чуть длинноватым носом и пучком рыжеватых, блестящих здоровьем волос, забранных на темечке. Ее бежевая сумка, аккуратно поддерживаемая руками с безупречным маникюром, гармонично сочеталась с коричневыми туфлями на каблуках, элегантно сидящих на стройных ногах. Коленки девушки были чуть скошены в сторону, раскрывая полы пальто, за которыми виднелся подол зеленого шелкового платья. «Видно, какая-то бизнес-леди, – подумала Капа, – спустилась в метро, поскольку не захотела опаздывать, толкаясь в пробках, либо за стоянку решила не платить». Рядом с девушкой, вольготно развалившись и расставив колени, сидел рабочий, узбек или таджик. Было видно, что он только после ночной смены, и метро для него начало отдыха и расслабления. На парне была серая фирменная форма, слегка потасканная и засаленная, рукой с толстыми грязными пальцами и черными ободками на ногтях он тыкал в коробочку простенького телефона. Капа перевела взгляд. За восточным парнем сидела маленькая сгорбленная старушка, худенькая, с седыми, чуть растрепанными волосами, в толстенных очках. На ней было черное пальто, из-под которого торчали тоненькие палочки ног, заканчивающиеся туфлями, которые, казалось, были сильно ей велики. Старушка клевала носом, похожим на поднявшийся, но еще не испеченный пирожок. У самого края скамьи, опираясь на серебряную ручку, взгромоздилась огромная жирная тетка с широким лицом, чуть раскосыми глазами, небольшими усиками над верхней губой, могучими буферами грудей, теснящимися под цветастой курткой, широким задом, занимающим почти два места, и толстыми ногами в лосинах. В ногах у нее стояла большая клетчатая сумка, загромоздившая большую часть прохода. Видно, у тетки завибрировал телефон, и она, высоко подняв плечо, засунула руку в карман, достала коробочку со стразами, а потом громко закричала в нее:
– Ну че ты, че! Я ж сказала, не дергайся, скоро буду! – Потом она сунула телефон обратно в карман и этой же рукой полезла куда-то в рот, выковыривая что-то ногтем в дальних зубах. Капа зажмурила глаза. Она почувствовала напряжение, растущее откуда-то снизу, в ушах зазвенело, и к горлу подкатился ком. Она какое-то время пыталась прийти в себя, надеясь, что все обойдется, но нет, вот оно, началось, опять началось! Оставлять глаза закрытыми было бесполезно, то, что ей предстояло увидеть, она увидит все равно. А ведь осталось всего две станции! Капа широко открыла глаза и, полная тревоги и сомнения, снова взглянула на ту сторону прохода между двумя рядами сидений. У девушки на желтом пальто закрепился короткий черный жесткий мужской волос. Он провожал ее до двери дорого обставленной квартиры. На пороге взял за плечи и тряхнул головой, немного смущаясь. Видно, волос выпал именно тогда.
– Ты, это, Лиза, не обижайся, у меня там все серьезно, и моложе она тебя немного, и ребенка очень хочет. Она какая-то беззащитная, понимаешь, а ты справишься, поживи немного у мамы, больше пока не приезжай.
Капа перевела взгляд на сидящего рядом узбека в рабочей форме. У нее зарябило в глазах. Она видела двух, нет, даже трех разных восточных персонажей, теснящихся в маленькой затхлой каморке без окон. Порой при свете лампы без абажура в этой убогой обстановке оставался только один из них. Капа внезапно поняла, в чем дело: «Куртка! Они ходят на смены по очереди и одалживают друг другу куртку!» Эта куртка пропитана коллективным рабочим потом, усеяна перхотью с их голов и мало ли еще чем.
Капа подавила приступ головной боли и посмотрела на старушку, которая продолжала дремать. Рядом с ней она увидела красивого мальчика, белобрысого, лет одиннадцати. Он чмокнул ее в морщинистую щеку рядом со станцией метро, потом придержал неугомонно шарахающуюся из стороны в сторону дверь с надписью «Вход».
– Бабуля, ты только аккуратно на эскалаторе, зря ты с папой на машине не согласилась доехать.
– Нечего твоему папе на другой конец города мотаться, мне же здесь по прямой, доеду без проблем!
– Ты только позвони, как доедешь! – Старушка кивнула, и ее сгорбленный силуэт растворился в толпе. «Прабабушка, наверное, – подумала Капа, – видно, учительница старая, очень четкая бабуля!»
На большой тетке, сидевшей рядом, следов было гораздо больше. На ее куртке и обтягивающих широкие голени легинсах оставили свои отпечатки многочисленные детки. Дети ползали по ней, целовали, вытирали носы и даже писались. Мал мала меньше! Тетка приподняла и расцеловала каждого, уходя, наказав старшим следить за младшими. Это был не очень богатый, но дружный и любящий друг друга коллектив. Женщина явно ехала куда-то зарабатывать денег на всю эту ораву. Капе на секунду даже стало завидно от присутствия такого большого количества любви.
Рядом с полной теткой стоял, держась за поручень, парень лет тридцати в джинсах и короткой серой куртке. Капа растерялась. Она вдруг увидела длинную вереницу людей, и все они целовали этому человеку руку. Только разглядев, что все это происходит в храме, Капа осознала, что молодой человек на самом деле был священником, спешно переодевшимся из рясы в гражданское. Наверняка у него эта ряса сейчас в большом черном рюкзаке за плечом, может, едет куда-нибудь крестить или исповедовать.
Неожиданно Капа увидела что-то ужасное: лицо, искаженное страданием, покрытое слезами, со лбом и вопросами залитыми кровью и обмотанными какими-то тряпками. Она перевела взгляд на молодого священника. Нет, это не его! Пятнышко крови было на серебряном поручне чуть ниже его руки. Громкоговоритель объявил очередную станцию, и Капа, вскочив и схватив в руки сумку, бросилась в распахнувшиеся автоматические двери. До работы Капа бежала, прижав к груди сумку и не оглядываясь. Проскочив мимо вахтера, она ринулась по лестнице вниз и, бросив на кожаный диван в угол пальто, еще долго сидела, сгорбившись и содрогаясь от крупной дрожи.
Да, Капа видела ДНК. Следы людей, оставленные на одежде, обуви, коже лица или руки, к которой они прикасались, превращались в ее воображении в образы, недавние картины жизни, в которые это прикосновение произошло. Она могла увидеть поцелуй ребенка, упавший с головы волос, след ночной любви, презрительный плевок или просто рукопожатие потной руки. Она видела сам момент, когда один человек передавал другому свой ДНК. Видела не всегда, реакция возникала не пойми откуда, внезапно, чаще в замкнутых помещениях. Этот момент был для нее мучителен. Она ненавидела свой дар и не знала, что с ним делать. И чем больше мир раскрывался перед ней, посвящая ее в интимные тайны других людей, тем больше она замыкалась в себе и пыталась от этого мира чем-то отгородиться. Но то, что произошло сегодня, переходило всякие границы! Лицо измученного человека стояло у нее перед глазами, молило о помощи и участии, она твердо знала, что это реальность, существующая где-то рядом, но не представляла, как можно помочь.
Вечером с работы она решила взять такси. Капа жила одна. В ее небольшой, аккуратно обставленной и чисто убранной квартире не было чужих ДНК. Родители, родственники и немногочисленные подруги остались в провинциальном городе, из которого несколько лет назад она перебралась в столицу. Какое-то время после переезда у нее был любовник. Можно сказать, это был даже успешный роман. Макс приходил к ней с цветами, приглашал в ресторан, в кино. Пару раз они даже выбрались в театр и на какой-то джазовый концерт. Капа стала почти забывать про свой дар, она чувствовала в Максе опору и была с ним доверчива и открыта, впрочем, боясь его напугать, она никогда не рассказывала ему про свою особенность. Но как-то дождливым холодным осенним вечером Макс позвонил в дверь и появился на пороге мокрый, с букетом мокрых бордовых роз.
– Ты простудишься! – заволновалась Капа. – Давай сейчас же снимай с себя все это! Я принесу халат и поставлю чай. – Макс покорно присел на банкетку в коридоре и стал стягивать с себя джинсы. Капа направилась в кухню, но уходя оглянулась и так и осталась как вкопанная, будто пораженная разрядом молнии. У бедра Макса она увидела брюнетку в коротком облегающем красном платье с широким вырезом и с длинными каштановыми волосами. Дива сидела на полу у его колен и длинным языком касалась его мускулистой ляжки. Через мгновение Капа закричала.
– Уходи, немедленно уходи отсюда!!! – Макс не сразу понял перемену ее настроения. Он посмотрел на нее испуганно, стал оглядываться, ища объяснения происходящему вовне. Но Капа продолжала истошно кричать, глядя на него огромными, безумными глазами с расширенными зрачками. Макс схватился за джинсы, пытаясь что-то спросить, но она схватила букет бордовых роз, лежащий рядом на тумбочке, и стала яростно хлестать его по голове, лицу и рукам, которыми он пытался прикрыться. Наконец он схватил плащ и джинсы и выскочил за дверь, вслед ему полетели кроссовки. Капа захлопнула дверь, беспомощно сползла по ней на коврик и, сидя на полу, долго рыдала, сначала громко, потом все тише и тише. Больше Макса она не видела, а приступы странной болезни с тех пор участились. Приходя домой, она каждый раз тщательно мыла руки, обувь, чистила верхнюю одежу, стирала брюки и юбки, освобождая себя от внешнего мира с его непрошеными тайнами.
Капа сидела за столом на кухне, обхватив голову руками. Сможет ли, должна ли она забыть то, что видела утром? Все равно она никак не может помочь. Ну не в полицию же идти и рассказывать, что крохотное пятнышко крови на одном из поручней метро поведало ей о страшном преступлении, о человеке, которого держат где-то взаперти, которого избивали, возможно, пытали, которому срочно нужна была помощь. Капа села за компьютер и стала тщательно изучать полицейские сводки. Но никаких новостей по поводу похищения людей не находилось. Вконец утомившись, она приняла душ и легла. На следующий день в метро она не стала закрывать глаза, всматривалась в людей, сидящих, стоящих, входящих и выходящих. Но приступ не повторился, она не заметила ровно ничего особенного, и день прошел абсолютно спокойно, даже банально. Так было и дальше. Дни сменяли друг друга, повседневность вновь затягивала ее, и она начала уже постепенно забывать лицо, искаженное болью, как неприятный фильм или роман-хоррор.
В то утро на работе была проверка. Приезжало руководство, которое должно было не только изучить Капины отчеты, но и осмотреть архив. Капа опаздывала. Она издалека увидела открытые двери вагона метро и бросилась бежать. Двери захлопнулись прямо за ней, защемив кусочек ее красного пальто, который пришлось с трудом вытаскивать из резиновых тисков. Капа пыталась перевести дух, дышала тяжело и прерывисто и уже хотела оглянуться, чтобы выбрать место в полупустом вагоне, как вдруг опять почувствовала крайнее напряжение во всем теле. Она опустила глаза. Прямо под ее рукой на серебристом вертикальном поручне было небольшое кровавое пятно. Конечно, кроме нее этого пятна никто не видел, но ДНК крови очень сильное, и в голове Капы немедленно вновь замелькали образы. Человек уже не сидел на стуле, а лежал на кровати. Глаза его были закрыты на мертвенно-бледном лице, из раны на руке сочилась кровь. «Нет, он жив, – подумала Капа. – Это след, ДНК живого человека…» А вокруг опять летали и множились как мыльные пузыри чужие истории, чьи-то любовники, чьи-то поцелуи и рукопожатия, чей-то пот, чья-то кровь. Она оглянулась на парнишку, насупившись сидевшего в самом углу скамьи у одной из дверей. Он сегодня утром получил пощечину за дерзко высказанное за завтраком мнение. Поругавшись с матерью, он схватил пальто и, добежав до метро, ехал теперь, не зная куда. Проходя мимо него, Капа наклонилась: «Не обращай внимания, прости, судя по всему, она просто очень устала. Возвращайся!» Мальчик вздрогнул и поднял на Капу заплаканные глаза. Но Капа уже выскочила в открывшиеся двери. «Видно, дано мне это для чего-то или за что-то, – думала Капа, бежав по тропинке к зданию архива, – возможно, только я смогу помочь этому человеку... Значит, надо что-то делать, что-то придумать!»
Капа знала, как вызвать это состояние намеренно. Ей достаточно было вспомнить один эпизод из своей жизни, и она вновь входила в измененное состояние, в котором видела недавнее прошлое людей, связанное с оставленными на них ДНК. Само воспоминания и то, что за ним следовало, было для Капы пыткой, но она решилась наконец пойти на этот подвиг, чтобы попытаться спасти чью-то жизнь. Она точно знала, этот человек еще жив. ДНК умерших людей образов в ее голове не создавали.
Капа стала ежедневно заходить в метро, думая о своей миссии. Она уже не сидела, а проходила по вагонам, всматриваясь в лица людей, пытаясь найти того, кто мог оставлять на поручнях кровавые следы. Капа была чуть ниже среднего роста, худенькая, с коротко стрижеными волосами и большими, светлыми, очень выразительными глазами. Каждый день утром она медленно проходила по вагонам в коротком красном пальто, исподтишка оглядывая сидевших и стоявших пассажиров, пока поезд не доезжал наконец до ее станции. Внутренне она то улыбалась, когда видела за путешествующими в вагоне метро людьми счастливые семьи, любовь детей к родителям, а родителей к детям, очарование и наивность влюбленной юности, ответственную работу врача, воспитателя, тренера, то возмущалась и приходила в ужас, когда отмечала за внешне спокойным образом человека сумасбродного начальника, гулящую девку, жертву домашнего насилия. Она видела радость и боль совершенно посторонних людей и не всегда могла пройти безучастной. Однажды Капа встретила сидящую в вагоне молодую пару. Миловидная девушка доверчиво опустила голову на плечо высокому, очень обаятельному молодому человеку. В глазах девушки святилось кроткое счастье. Маленькой белой рукой она придерживала спутника за предплечье. Капа перевела взгляд на умиротворенно сидевшего рядом юношу и вдруг внутренне отшатнулась. Пальто, брюки, ботинки парня, даже его голова – все было покрыты чужими ДНК! Девицы самого разного возраста и комплекции проводили с ним счастливые часы, и это было стилем его жизни. Капа присела рядом, достала из сумочки небольшой блокнот и написала на маленьком листочке: «Не верьте, он вам изменяет». Она уже хотела сунуть листочек в карман пальто рядом сидящей девушки, но вдруг задумалась и положила в конце концов листочек и ручку обратно в сумку. Нет, она не имела права вмешиваться в чужую жизнь.
В другой раз она увидела молодую женщину и девочку лет пяти, сидящую с ней рядом. В глазах девочки была грусть, во взгляде матери же – высокомерие и раздраженность. «Бедная, – подумала Капа, – она буквально уничтожает ее словами, бьет редко, но с животными обращаются в доме лучше, чем с этой малышкой». Капа вышла за женщиной с девочкой на одной из станций. Она достала пропуск на работу и сунула женщине в нос:
– Полиция по делам несовершеннолетних, – заявила Капа оторопевшей матери, – мы следим за вами, и если вы будете продолжать в таком же духе, у вас не только отнимут ребенка, но и будут судить! – Не дав оторопевшей женщине опомниться, она погладила малышку по голове и запрыгнула в вагон вновь подошедшего поезда.
Только вот кровавый след вновь никак не появлялся...
Как-то раз Капа увидела женщину, на одежде которой были множественные пятна крови, принадлежащей другим людям. Это привело ее в шок. Но женщина говорила по телефону, и Капа, прислушавшись, поняла, что она медсестра из хирургического отделения больницы. Женщина выскочила с работы на час по делам и даже не сняла больничный халат, видневшийся из-под куртки.
Другая дама тоже ехала из больницы, и она видела на ее одежде ДНК ее мужа, лежащего без сознания на больничной кровати. На другой день она снова встретила эту женщину, но этого ДНК на ней больше не было. Муж умер.
Как-то Капа зашла в магазин и хотела купить на ужин кусочек рыбы. Но только она взглянула на упакованный в полиэтиленовый пакет кусок форели, как увидела двух узкоглазых парней, купающих эту рыбу в каком-то растворе. Капа нагрянула к директору магазина и, в очередной раз тыча ему корочку от пропуска на работу в лицо, предупредила об ответственности за просроченные товары и за отравление людей. Видимо, другим ее талантом были артистизм и дар убеждения.
Однажды Капа увидела понуро стоявшего у дверей вагона мужчину. На нем остались волосы и капли слез жены, которая провожала его до дверей.
– Витя, – плакала она, – тебе надо лечиться, это не приговор!
Капа подошла к мужчине и, привстав на цыпочки, приблизилась к его уху:
– Я ваш ангел-хранитель, – сказала она, - ваша жена права, вам надо лечиться, все пройдет!
На лице мужчины отразился испуг, затем удивление, но Капа уже выходила из вагона, чтобы поспешить к следующему. Через неделю этот же высокий мужчина преградил пробирающейся по вагону Капе путь.
– Постой, – сказал он, наклонившись к ее маленькому белому уху с изумрудной сережкой, – я хочу поблагодарить тебя. Диагноз сняли. Мне сказали, я здоров. А я ведь был близок к самоубийству!
– В храм идите! – невозмутимо бросила Капа, шагая по вагону дальше.
Игра эта ей понравилась. Она периодически незаметно наклонялась к кому-то из пассажиров или выходила за ним из вагона и шептала ему на ухо какую-нибудь фразу типа: «Не бойтесь его, уходите от него немедленно!», « Этот человек болен и заразен, не стоит с ним общаться!», «Не сомневайтесь, он действительно вас любит!», «Над вашим сыном издеваются в школе!», «Простите ему, это не он!» Капа не оставляла людям возможности ответить и немедленно исчезала. Красное пальто сменил белый пуховик с капюшоном, в котором она действительно была похожа на маленького белого ангела. Она искренне надеялась, что ее совет может кому-то помочь или даже кого-то спасти. «Наверное, тот человек в заточении умер, – думала Капа, – либо его мучитель перестал ездить на метро». Сколько бы она ни ходила по вагонам, следов этой страшной истории больше нигде не было видно.
Тем вечером она получила письмо от мамы.
«Дочка, тебе больше нечего бояться, – писала та, – приезжай, их всех поймали и дали каждому по приличному сроку. Возвращайся, – уговаривала мама, – нечего там тебе по столицам мотаться. У нас уже яблони цветут, вода в реке теплая, зазеленело все, а тишь какая по вечерам!»
Капа вспомнила свой провинциальный городок на берегу широкой реки с недавно восстановленным белым храмом на стрелке, разрезающей воду и меняющей русло, вольный свежий ветер, багряные закаты и песни птиц, порой нарушающие молочную тишину вечера. Ей отчаянно захотелось домой. Опасности больше нет... Ее преследователи наказаны. Когда-то, несколько лет назад, маленькая большеглазая Капа вступилась вечером за полногрудую широкобедрую девицу, к которой приставали сразу четверо пьяных парней. Пока они с ней спорили, девица, почувствовав, что внимание на нее больше не обращают, бросилась бежать. Капа осталась одна, окруженная четырьмя здоровенными лбами. По характеру своему заносчивая, она продолжала бесстрашно напирать на парней, чем окончательно привела их в бешенство. Как сексуальный объект эта пигалица их не интересовала. Но благодаря ей они упустили добычу! Подонки повалили Капу на землю и стали избивать ногами, потом стали плевать на ее распростертое на земле худенькое тело, и в конце концов каждый на нее помочился. Капа долго лечилась не только от побоев, но и от психологического шока. Она постоянно просила маму нагреть воды, чтобы помыться, но это не помогало. Капа все время повторяла, что она чувствует, что на ней какие-то следы чужих людей, которые ей никак не удается смыть. Мама, заручившись справками от местных врачей, отвезла Капу в Москву на лечение. Девушка так и осталась жить в столице, не желая больше встречаться с прошлым, но неожиданно начавшаяся странная болезнь не покидала ее и здесь.
За последнее время Капа слишком много брала на себя чужих эмоций и проблем. Ей очень захотелось снова вернуться в родной дом, уткнуться носом в испачканный мукой фартук матери, раскатывающей на большой деревянной доске тесто для пельменей, выйти в сад и посидеть там под ветками одевшихся в белое кружево яблонь, вдыхая их аромат. Она решила скинуть с себя груз большого города, добилась наконец отпуска у строгого начальства и стала собираться в дорогу. С небольшим рюкзачком, в котором были конфеты и другие подарки для родителей, и маленьким чемоданчиком Капа добралась на такси до вокзала. Войдя в поезд, она отыскала свое купе, в котором уже сидела тетка средних лет в трикотажном платье с грудью, падающей на тройную складку живота. Женщина успела разложить на столе продукты и что-то активно жевала. Она исподлобья взглянула на Капу и буркнула набитым ртом что-то типа: «Имейте в виду, нижняя полка моя. Ставьте все сразу прямо к себе, на верхнюю!» В купе пахло вареными яйцами и колбасой. Капа в своем воображении увидела армянина, ее любовника, низкорослого, с кривыми ногами и большой лысиной посреди черной мочалки кудрявых волос, который все время норовил ущипнуть даму за выдающуюся грудь, находящуюся ровно на уровне его глаз. Капа поморщилась, закинула вещи на верхнюю полку и вышла на перрон подышать. Она подняла голову к вечеряющему небу, которое резал в двух местах белый след от самолета. Неожиданно к дверям ее вагона подкатил тележку носильщик. Двое здоровых мужиков стали грузить в вагон какие-то коробки, обмотанные скотчем. Они громко ругались с проводницей и в конце концов что-то сунули ей в карман. Капа посмотрела на высокого лысого мужика атлетического сложения и вдруг замерла. Она снова увидела человека, лежащего на кровати, обмотанного какими-то тряпками и перепачканного кровью. На одежду этого субъекта кровь легла микроскопическими капельками, давно засохла, но Капе этого было достаточно. Она как завороженная наблюдала за происходившим. Мужики догрузили коробки, выкурили по сигарете, потом напарник лысого поднялся в вагон и уже сверху крикнул:
– Последнюю партию передадут сегодня, и надо с этим заканчивать! – Лысый кивнул и плюнул себе под ноги, потом резко повернулся и, сгорбив плечи, пошел по перрону к зданию вокзала.
Капа сомневалась пару секунд, потом она нащупала маленькую сумочку у себя на плече и, посмотрев вдаль на фигуру удаляющегося субъекта, побежала за ним вслед.
На площади перед вокзалом лысого ждал большой черный «Гелендваген». Капа оглянулась, схватила первое попавшееся такси, вызвав на себя гнев ожидающих с чемоданами в очереди, сунула водителю пятитысячную бумажку, пообещав еще, и попросила следовать за черным джипом. Машина долго петляла по городу, пока наконец не выехала на загородное шоссе. Километров через пять она заехала на территорию закрытого загородного поселка, над воротами которого было написано: «Лесная сказка».
– Горничная в двадцать третий дом! – уверенно крикнула Капа охраннику, преградившему такси путь шлагбаумом.
– Не предупреждали! – лениво ответил охранник, но шлагбаум открыл. Черный «Гелендваген» мелькнул за углом. На соседней улице Капа отпустила таксиста. Джип остановился у второго дома от угла. Она пробежала вдоль забора и успела шмыгнуть в большие железные ворота, закрывающиеся автоматически после въезда джипа, и сразу спрятаться за небольшой домик у входа. Капа оглядела обстановку. Перед ней был широкий двор, покрытый шахматной брусчаткой, а за ним большой «барский» дом с полукруглым входом и белыми колоннами. Джип остановился около входа в особняк, и лысый верзила заскакал наверх по лестнице. Она ждала, наверное, уже минут пятнадцать, но спокойствия вокруг ничего не нарушало. Наконец Капа рискнула пробежать через двор и застыла под окнами у боковой стенки здания.
«Есть ли здесь камеры?» – подумала она. Но ни камер, ни охранников нигде не было видно.
Капа пошла дальше вдоль стены здания, углубившись в стихийно заросший деревьями и колючим кустарником сад. Наконец она достигла заднего двора. Капа огляделась. Вокруг бассейна стояли скамейки и приспособления для барбекю. В углу были вход в дом и небольшая лесенка. Входная дверь была открыта. Капа скользнула внутрь, пересекла широкую террасу и побежала по длинному коридору, все время прислушиваясь. Неожиданно где-то невдалеке она услышала голоса.
– Вот такая у нас с тобой будет любовь сегодня на хозяйской постели, радость моя!
Женский голос хихикнул.
– Я специально отпустил всех охранников, последний день ведь! Завтра мальчишку прикончат, после того как папаша наконец отдаст остаток. И шеф, скорее всего, пошлет меня на новое задание, может, и не в Москве. Но сегодня ночь наша! Нальем ванну, откроем хорошего шампанского, хозяин все равно не считает бутылки!
Пару минут была тишина.
Потом женский голос неожиданно спросил:
– А тебе щенка Данилевского разве кормить не надо?
– Да зачем?! Я же тебе говорю, все равно завтра подохнет, а так он уже несколько дней ничего не ест, бредит только. Хорошо, в подвале, не слышно его.
«Интересно, где здесь подвал?» – подумала Капа. Она уже немного освоилась и начала ориентироваться в доме. Пройдя через огромную гостиную, она вышла на центральное крыльцо. Слева под лестницей была дверь. Капа подбежала к двери и толкнула ее. Створка поддалась. За ней чернела длинная лестница, ведущая вниз. Капа включила фонарик на мобильном телефоне и стала аккуратно спускаться. В подвале стоял отвратительный запах затхлости и грязного человеческого тела. Подземелье было огромным и, судя по всему, проходило подо всем домом. Капа пробежала лучиком фонарика по стене и наконец нашла выключатель. Зажегся тусклый свет. В соседнем помещении стоял стол, покрытый клеенкой, на котором красовались еще остатки трапезы, потушенные прямо в тарелку сигареты и недопитая бутылка водки. Несколько бутылок валялось вокруг на цементном полу. Стены тоже были покрыты цементом и до конца не отремонтированы, в соседней комнате стояла старая мебель, а на полу были разбросаны какие-то тряпки. Кажется, были и следы высохшей крови. Капа переходила из помещения в помещение, но пленника нигде не было. Наконец она дошла до самой дальней комнаты, в которой, в отличие от остальных, была дверь. Капа толкнула ее ногой и направила внутрь свет телефонного фонарика. На невысокой тахте с грязным матрасом, скорчившись, лежал человек. На Капу пахнуло отвратительным запахом человеческой жизнедеятельности, который в другое время заставил бы ее развернуться и бежать прочь. Но девушка вошла в маленькую, не более девяти метров, комнату и присела перед тахтой. Человек, а это был еще совсем молодой парень, не подавал признаков жизни. Капа порылась в сумочке и достала пудреницу. Она открыла ее и приложила к губам лежащего. Зеркало запотело. Она постаралась расшевелить парня, но все ее попытки оказались напрасными. Неожиданно она увидела в противоположном углу небольшой кожаный рюкзак. Капа стала рыться в рюкзаке, из которого она достала ученические блокноты и тетради и зачетку на имя Кирилла Ивановича Данилевского. Капа пыталась сообразить, где она могла встречать это имя, но так ничего и не вспомнила. Она достала телефон и ввела имя в поиск Яндекса. Чудо! Здесь был интернет! Наконец девушка увидела на экране портрет лысоватого мужчины. «Иван Кириллович Данилевский, – прочла Капа, – глава Промсельбанка, кандидат в депутаты Мосгордумы». Она вспомнила: билборд с его портретом висел прямо перед окнами ее офиса, да и Промсельбанк был где-то там рядом. Капа еще порылась в рюкзаке, но больше не нарыла никакой информации. Тогда она снова открыла Яндекс и нашла телефон Промсельбанка. Набрав номер, она попросила соединить ее с приемной директора. Секретарь «главного» стояла стеной, охраняя спокойствие начальства.
– Скажите ему, что у меня есть информация о его сыне!
Наконец на том конце раздался тихий голос:
– Что вы хотите? Я не буду поддаваться ни на какие провокации, я уже сделал все, чтобы мой сын был на свободе, и надеюсь скоро его увидеть… Прошу вас не вмешиваться!
– Да послушайте, – кричала Капа в трубку, – если вы немедленно не приедете, он либо сам умрет, либо его убьют, я уверяю вас, его убьют, я сама слышала!
В трубке было молчание. Наконец Капу осенило:
– Перезвоните мне по видеосвязи! У вас же высветился мой телефон? Вы ничего не теряете! – Через минуту заиграла музыка, и Капа в нетерпении нажала на кнопку «принять». На экране показался седовласый лысоватый мужчина с совершенно измученным и осунувшимся лицом. Капа нажала на кнопку и повернула камеру в сторону кровати.
– Вы узнаете своего сына? А вот его рюкзак и зачетка! – Мужчина в камере разразился слезами.
Далее события происходили со скоростью горного обвала. Капа едва успела выговорить название «Лесная сказка» и описать дом и подвал, а группа захвата была уже готова. Прошло не более двадцати минут, и на Капу, все еще сидевшую у кровати юноши, обрушился шум военной операции со всеми ее камуфляжно-автоматными деталями. После военных в каморку вбежали врачи с носилками и попытались приподнять тело юноши, на котором был уже распростерт несчастный отец. В это время наверху шла операция по аресту бандита и его спутницы. Капа устало поднялась по лестнице. Носилки ставили в скорую, а во дворе стояло множество машин с мигалками и даже бронетранспортер. Иван Данилевский мялся возле скорой, а какой-то человек в дорогом темно-синем костюме, положив ему руку на плечо, уговаривал присесть в машину, перевести дух и потом уже ехать в больницу. Неожиданно Капа почувствовала, как необыкновенное волнение комом поднялось к ее горлу. Костюм стоящего рядом с отцом Кирилла человека был испачкан кровью юноши. Она видела на нем его ДНК!
Капу пригласили в машину к банкиру, но она отчаянно замотала головой:
– Нет-нет, я вызову такси! Если вот только… можно вас на пару минут? Нет-нет, только вас одного!
Окружающие были уверены, что находчивая девица шепчет банкиру сумму, в которую она оценила свою бесценную услугу. Видимо, сумма была немалой, поскольку после ее слов, нашептанных банкиру в самое ухо, тот побагровел, бросил взгляд на заместителя, правда, потом, секунду подумав, уверенно кивнул.
Возвращаясь домой на такси, Капа позвонила маме и, ничего толком не объяснив, попросила встретить ее вещи, прибывающие завтра на вокзал без нее.
Дома она на пороге сняла с себя все и, засунув вещи в стиральную машину, долго стояла под душем.
Выйдя наконец и нарядившись в короткий шелковый белый халат и белые меховые тапочки, Капа растянулась на белоснежном диване в привычной ей обстановке, словно желая как ластиком по белой бумаге стереть все свои недавние приключения. Она прикрыла глаза и готова была уже заснуть. Неожиданно в прихожей завибрировал колокольчик дверного звонка.
Капа подошла к двери и посмотрела в глазок. У дверей стоял Макс. В руках он держал букет белых роз. Капа приоткрыла створку двери, оббитую дерматином.
– Я подумал, – мялся на пороге Макс, – свет у тебя горит, может быть, ты согласишься меня впустить.
Капа кивнула и отступила вглубь прихожей.
Макс сел на банкетку, ту самую, на которой она хлестала его бордовыми розами, опустил голову и так сидел некоторое время молча.
– Можешь убить меня этими цветами, – наконец сказал он, – я виноват перед тобою, но мне сложно без тебя жить.
Капа оглядела его сгорбленную фигуру. На нем не было никаких чужих ДНК, только его родные, такие родные! Капа села рядом с Максом на банкетку и положила ему руку на плечо.
Она была счастлива.
«Все равно буду помогать людям, как с могу, мой необычный дар был дан мне не зря!» – думала девушка.
На следующее утро, войдя в вагон метро, она привычно оглядела сидящих и стоящих пассажиров. Но, как ни старалась, так и не смогла ничего увидеть.
Ее дар пропал навсегда.
Она слегка подняла ресницы. Народу в вагоне было не много. Капа специально пропускала час пик и ехала на работу позже, а потом позже и возвращалась. Напротив нее сидела девушка в желтом драповом пальто, высокая, худая, с чуть длинноватым носом и пучком рыжеватых, блестящих здоровьем волос, забранных на темечке. Ее бежевая сумка, аккуратно поддерживаемая руками с безупречным маникюром, гармонично сочеталась с коричневыми туфлями на каблуках, элегантно сидящих на стройных ногах. Коленки девушки были чуть скошены в сторону, раскрывая полы пальто, за которыми виднелся подол зеленого шелкового платья. «Видно, какая-то бизнес-леди, – подумала Капа, – спустилась в метро, поскольку не захотела опаздывать, толкаясь в пробках, либо за стоянку решила не платить». Рядом с девушкой, вольготно развалившись и расставив колени, сидел рабочий, узбек или таджик. Было видно, что он только после ночной смены, и метро для него начало отдыха и расслабления. На парне была серая фирменная форма, слегка потасканная и засаленная, рукой с толстыми грязными пальцами и черными ободками на ногтях он тыкал в коробочку простенького телефона. Капа перевела взгляд. За восточным парнем сидела маленькая сгорбленная старушка, худенькая, с седыми, чуть растрепанными волосами, в толстенных очках. На ней было черное пальто, из-под которого торчали тоненькие палочки ног, заканчивающиеся туфлями, которые, казалось, были сильно ей велики. Старушка клевала носом, похожим на поднявшийся, но еще не испеченный пирожок. У самого края скамьи, опираясь на серебряную ручку, взгромоздилась огромная жирная тетка с широким лицом, чуть раскосыми глазами, небольшими усиками над верхней губой, могучими буферами грудей, теснящимися под цветастой курткой, широким задом, занимающим почти два места, и толстыми ногами в лосинах. В ногах у нее стояла большая клетчатая сумка, загромоздившая большую часть прохода. Видно, у тетки завибрировал телефон, и она, высоко подняв плечо, засунула руку в карман, достала коробочку со стразами, а потом громко закричала в нее:
– Ну че ты, че! Я ж сказала, не дергайся, скоро буду! – Потом она сунула телефон обратно в карман и этой же рукой полезла куда-то в рот, выковыривая что-то ногтем в дальних зубах. Капа зажмурила глаза. Она почувствовала напряжение, растущее откуда-то снизу, в ушах зазвенело, и к горлу подкатился ком. Она какое-то время пыталась прийти в себя, надеясь, что все обойдется, но нет, вот оно, началось, опять началось! Оставлять глаза закрытыми было бесполезно, то, что ей предстояло увидеть, она увидит все равно. А ведь осталось всего две станции! Капа широко открыла глаза и, полная тревоги и сомнения, снова взглянула на ту сторону прохода между двумя рядами сидений. У девушки на желтом пальто закрепился короткий черный жесткий мужской волос. Он провожал ее до двери дорого обставленной квартиры. На пороге взял за плечи и тряхнул головой, немного смущаясь. Видно, волос выпал именно тогда.
– Ты, это, Лиза, не обижайся, у меня там все серьезно, и моложе она тебя немного, и ребенка очень хочет. Она какая-то беззащитная, понимаешь, а ты справишься, поживи немного у мамы, больше пока не приезжай.
Капа перевела взгляд на сидящего рядом узбека в рабочей форме. У нее зарябило в глазах. Она видела двух, нет, даже трех разных восточных персонажей, теснящихся в маленькой затхлой каморке без окон. Порой при свете лампы без абажура в этой убогой обстановке оставался только один из них. Капа внезапно поняла, в чем дело: «Куртка! Они ходят на смены по очереди и одалживают друг другу куртку!» Эта куртка пропитана коллективным рабочим потом, усеяна перхотью с их голов и мало ли еще чем.
Капа подавила приступ головной боли и посмотрела на старушку, которая продолжала дремать. Рядом с ней она увидела красивого мальчика, белобрысого, лет одиннадцати. Он чмокнул ее в морщинистую щеку рядом со станцией метро, потом придержал неугомонно шарахающуюся из стороны в сторону дверь с надписью «Вход».
– Бабуля, ты только аккуратно на эскалаторе, зря ты с папой на машине не согласилась доехать.
– Нечего твоему папе на другой конец города мотаться, мне же здесь по прямой, доеду без проблем!
– Ты только позвони, как доедешь! – Старушка кивнула, и ее сгорбленный силуэт растворился в толпе. «Прабабушка, наверное, – подумала Капа, – видно, учительница старая, очень четкая бабуля!»
На большой тетке, сидевшей рядом, следов было гораздо больше. На ее куртке и обтягивающих широкие голени легинсах оставили свои отпечатки многочисленные детки. Дети ползали по ней, целовали, вытирали носы и даже писались. Мал мала меньше! Тетка приподняла и расцеловала каждого, уходя, наказав старшим следить за младшими. Это был не очень богатый, но дружный и любящий друг друга коллектив. Женщина явно ехала куда-то зарабатывать денег на всю эту ораву. Капе на секунду даже стало завидно от присутствия такого большого количества любви.
Рядом с полной теткой стоял, держась за поручень, парень лет тридцати в джинсах и короткой серой куртке. Капа растерялась. Она вдруг увидела длинную вереницу людей, и все они целовали этому человеку руку. Только разглядев, что все это происходит в храме, Капа осознала, что молодой человек на самом деле был священником, спешно переодевшимся из рясы в гражданское. Наверняка у него эта ряса сейчас в большом черном рюкзаке за плечом, может, едет куда-нибудь крестить или исповедовать.
Неожиданно Капа увидела что-то ужасное: лицо, искаженное страданием, покрытое слезами, со лбом и вопросами залитыми кровью и обмотанными какими-то тряпками. Она перевела взгляд на молодого священника. Нет, это не его! Пятнышко крови было на серебряном поручне чуть ниже его руки. Громкоговоритель объявил очередную станцию, и Капа, вскочив и схватив в руки сумку, бросилась в распахнувшиеся автоматические двери. До работы Капа бежала, прижав к груди сумку и не оглядываясь. Проскочив мимо вахтера, она ринулась по лестнице вниз и, бросив на кожаный диван в угол пальто, еще долго сидела, сгорбившись и содрогаясь от крупной дрожи.
Да, Капа видела ДНК. Следы людей, оставленные на одежде, обуви, коже лица или руки, к которой они прикасались, превращались в ее воображении в образы, недавние картины жизни, в которые это прикосновение произошло. Она могла увидеть поцелуй ребенка, упавший с головы волос, след ночной любви, презрительный плевок или просто рукопожатие потной руки. Она видела сам момент, когда один человек передавал другому свой ДНК. Видела не всегда, реакция возникала не пойми откуда, внезапно, чаще в замкнутых помещениях. Этот момент был для нее мучителен. Она ненавидела свой дар и не знала, что с ним делать. И чем больше мир раскрывался перед ней, посвящая ее в интимные тайны других людей, тем больше она замыкалась в себе и пыталась от этого мира чем-то отгородиться. Но то, что произошло сегодня, переходило всякие границы! Лицо измученного человека стояло у нее перед глазами, молило о помощи и участии, она твердо знала, что это реальность, существующая где-то рядом, но не представляла, как можно помочь.
Вечером с работы она решила взять такси. Капа жила одна. В ее небольшой, аккуратно обставленной и чисто убранной квартире не было чужих ДНК. Родители, родственники и немногочисленные подруги остались в провинциальном городе, из которого несколько лет назад она перебралась в столицу. Какое-то время после переезда у нее был любовник. Можно сказать, это был даже успешный роман. Макс приходил к ней с цветами, приглашал в ресторан, в кино. Пару раз они даже выбрались в театр и на какой-то джазовый концерт. Капа стала почти забывать про свой дар, она чувствовала в Максе опору и была с ним доверчива и открыта, впрочем, боясь его напугать, она никогда не рассказывала ему про свою особенность. Но как-то дождливым холодным осенним вечером Макс позвонил в дверь и появился на пороге мокрый, с букетом мокрых бордовых роз.
– Ты простудишься! – заволновалась Капа. – Давай сейчас же снимай с себя все это! Я принесу халат и поставлю чай. – Макс покорно присел на банкетку в коридоре и стал стягивать с себя джинсы. Капа направилась в кухню, но уходя оглянулась и так и осталась как вкопанная, будто пораженная разрядом молнии. У бедра Макса она увидела брюнетку в коротком облегающем красном платье с широким вырезом и с длинными каштановыми волосами. Дива сидела на полу у его колен и длинным языком касалась его мускулистой ляжки. Через мгновение Капа закричала.
– Уходи, немедленно уходи отсюда!!! – Макс не сразу понял перемену ее настроения. Он посмотрел на нее испуганно, стал оглядываться, ища объяснения происходящему вовне. Но Капа продолжала истошно кричать, глядя на него огромными, безумными глазами с расширенными зрачками. Макс схватился за джинсы, пытаясь что-то спросить, но она схватила букет бордовых роз, лежащий рядом на тумбочке, и стала яростно хлестать его по голове, лицу и рукам, которыми он пытался прикрыться. Наконец он схватил плащ и джинсы и выскочил за дверь, вслед ему полетели кроссовки. Капа захлопнула дверь, беспомощно сползла по ней на коврик и, сидя на полу, долго рыдала, сначала громко, потом все тише и тише. Больше Макса она не видела, а приступы странной болезни с тех пор участились. Приходя домой, она каждый раз тщательно мыла руки, обувь, чистила верхнюю одежу, стирала брюки и юбки, освобождая себя от внешнего мира с его непрошеными тайнами.
Капа сидела за столом на кухне, обхватив голову руками. Сможет ли, должна ли она забыть то, что видела утром? Все равно она никак не может помочь. Ну не в полицию же идти и рассказывать, что крохотное пятнышко крови на одном из поручней метро поведало ей о страшном преступлении, о человеке, которого держат где-то взаперти, которого избивали, возможно, пытали, которому срочно нужна была помощь. Капа села за компьютер и стала тщательно изучать полицейские сводки. Но никаких новостей по поводу похищения людей не находилось. Вконец утомившись, она приняла душ и легла. На следующий день в метро она не стала закрывать глаза, всматривалась в людей, сидящих, стоящих, входящих и выходящих. Но приступ не повторился, она не заметила ровно ничего особенного, и день прошел абсолютно спокойно, даже банально. Так было и дальше. Дни сменяли друг друга, повседневность вновь затягивала ее, и она начала уже постепенно забывать лицо, искаженное болью, как неприятный фильм или роман-хоррор.
В то утро на работе была проверка. Приезжало руководство, которое должно было не только изучить Капины отчеты, но и осмотреть архив. Капа опаздывала. Она издалека увидела открытые двери вагона метро и бросилась бежать. Двери захлопнулись прямо за ней, защемив кусочек ее красного пальто, который пришлось с трудом вытаскивать из резиновых тисков. Капа пыталась перевести дух, дышала тяжело и прерывисто и уже хотела оглянуться, чтобы выбрать место в полупустом вагоне, как вдруг опять почувствовала крайнее напряжение во всем теле. Она опустила глаза. Прямо под ее рукой на серебристом вертикальном поручне было небольшое кровавое пятно. Конечно, кроме нее этого пятна никто не видел, но ДНК крови очень сильное, и в голове Капы немедленно вновь замелькали образы. Человек уже не сидел на стуле, а лежал на кровати. Глаза его были закрыты на мертвенно-бледном лице, из раны на руке сочилась кровь. «Нет, он жив, – подумала Капа. – Это след, ДНК живого человека…» А вокруг опять летали и множились как мыльные пузыри чужие истории, чьи-то любовники, чьи-то поцелуи и рукопожатия, чей-то пот, чья-то кровь. Она оглянулась на парнишку, насупившись сидевшего в самом углу скамьи у одной из дверей. Он сегодня утром получил пощечину за дерзко высказанное за завтраком мнение. Поругавшись с матерью, он схватил пальто и, добежав до метро, ехал теперь, не зная куда. Проходя мимо него, Капа наклонилась: «Не обращай внимания, прости, судя по всему, она просто очень устала. Возвращайся!» Мальчик вздрогнул и поднял на Капу заплаканные глаза. Но Капа уже выскочила в открывшиеся двери. «Видно, дано мне это для чего-то или за что-то, – думала Капа, бежав по тропинке к зданию архива, – возможно, только я смогу помочь этому человеку... Значит, надо что-то делать, что-то придумать!»
Капа знала, как вызвать это состояние намеренно. Ей достаточно было вспомнить один эпизод из своей жизни, и она вновь входила в измененное состояние, в котором видела недавнее прошлое людей, связанное с оставленными на них ДНК. Само воспоминания и то, что за ним следовало, было для Капы пыткой, но она решилась наконец пойти на этот подвиг, чтобы попытаться спасти чью-то жизнь. Она точно знала, этот человек еще жив. ДНК умерших людей образов в ее голове не создавали.
Капа стала ежедневно заходить в метро, думая о своей миссии. Она уже не сидела, а проходила по вагонам, всматриваясь в лица людей, пытаясь найти того, кто мог оставлять на поручнях кровавые следы. Капа была чуть ниже среднего роста, худенькая, с коротко стрижеными волосами и большими, светлыми, очень выразительными глазами. Каждый день утром она медленно проходила по вагонам в коротком красном пальто, исподтишка оглядывая сидевших и стоявших пассажиров, пока поезд не доезжал наконец до ее станции. Внутренне она то улыбалась, когда видела за путешествующими в вагоне метро людьми счастливые семьи, любовь детей к родителям, а родителей к детям, очарование и наивность влюбленной юности, ответственную работу врача, воспитателя, тренера, то возмущалась и приходила в ужас, когда отмечала за внешне спокойным образом человека сумасбродного начальника, гулящую девку, жертву домашнего насилия. Она видела радость и боль совершенно посторонних людей и не всегда могла пройти безучастной. Однажды Капа встретила сидящую в вагоне молодую пару. Миловидная девушка доверчиво опустила голову на плечо высокому, очень обаятельному молодому человеку. В глазах девушки святилось кроткое счастье. Маленькой белой рукой она придерживала спутника за предплечье. Капа перевела взгляд на умиротворенно сидевшего рядом юношу и вдруг внутренне отшатнулась. Пальто, брюки, ботинки парня, даже его голова – все было покрыты чужими ДНК! Девицы самого разного возраста и комплекции проводили с ним счастливые часы, и это было стилем его жизни. Капа присела рядом, достала из сумочки небольшой блокнот и написала на маленьком листочке: «Не верьте, он вам изменяет». Она уже хотела сунуть листочек в карман пальто рядом сидящей девушки, но вдруг задумалась и положила в конце концов листочек и ручку обратно в сумку. Нет, она не имела права вмешиваться в чужую жизнь.
В другой раз она увидела молодую женщину и девочку лет пяти, сидящую с ней рядом. В глазах девочки была грусть, во взгляде матери же – высокомерие и раздраженность. «Бедная, – подумала Капа, – она буквально уничтожает ее словами, бьет редко, но с животными обращаются в доме лучше, чем с этой малышкой». Капа вышла за женщиной с девочкой на одной из станций. Она достала пропуск на работу и сунула женщине в нос:
– Полиция по делам несовершеннолетних, – заявила Капа оторопевшей матери, – мы следим за вами, и если вы будете продолжать в таком же духе, у вас не только отнимут ребенка, но и будут судить! – Не дав оторопевшей женщине опомниться, она погладила малышку по голове и запрыгнула в вагон вновь подошедшего поезда.
Только вот кровавый след вновь никак не появлялся...
Как-то раз Капа увидела женщину, на одежде которой были множественные пятна крови, принадлежащей другим людям. Это привело ее в шок. Но женщина говорила по телефону, и Капа, прислушавшись, поняла, что она медсестра из хирургического отделения больницы. Женщина выскочила с работы на час по делам и даже не сняла больничный халат, видневшийся из-под куртки.
Другая дама тоже ехала из больницы, и она видела на ее одежде ДНК ее мужа, лежащего без сознания на больничной кровати. На другой день она снова встретила эту женщину, но этого ДНК на ней больше не было. Муж умер.
Как-то Капа зашла в магазин и хотела купить на ужин кусочек рыбы. Но только она взглянула на упакованный в полиэтиленовый пакет кусок форели, как увидела двух узкоглазых парней, купающих эту рыбу в каком-то растворе. Капа нагрянула к директору магазина и, в очередной раз тыча ему корочку от пропуска на работу в лицо, предупредила об ответственности за просроченные товары и за отравление людей. Видимо, другим ее талантом были артистизм и дар убеждения.
Однажды Капа увидела понуро стоявшего у дверей вагона мужчину. На нем остались волосы и капли слез жены, которая провожала его до дверей.
– Витя, – плакала она, – тебе надо лечиться, это не приговор!
Капа подошла к мужчине и, привстав на цыпочки, приблизилась к его уху:
– Я ваш ангел-хранитель, – сказала она, - ваша жена права, вам надо лечиться, все пройдет!
На лице мужчины отразился испуг, затем удивление, но Капа уже выходила из вагона, чтобы поспешить к следующему. Через неделю этот же высокий мужчина преградил пробирающейся по вагону Капе путь.
– Постой, – сказал он, наклонившись к ее маленькому белому уху с изумрудной сережкой, – я хочу поблагодарить тебя. Диагноз сняли. Мне сказали, я здоров. А я ведь был близок к самоубийству!
– В храм идите! – невозмутимо бросила Капа, шагая по вагону дальше.
Игра эта ей понравилась. Она периодически незаметно наклонялась к кому-то из пассажиров или выходила за ним из вагона и шептала ему на ухо какую-нибудь фразу типа: «Не бойтесь его, уходите от него немедленно!», « Этот человек болен и заразен, не стоит с ним общаться!», «Не сомневайтесь, он действительно вас любит!», «Над вашим сыном издеваются в школе!», «Простите ему, это не он!» Капа не оставляла людям возможности ответить и немедленно исчезала. Красное пальто сменил белый пуховик с капюшоном, в котором она действительно была похожа на маленького белого ангела. Она искренне надеялась, что ее совет может кому-то помочь или даже кого-то спасти. «Наверное, тот человек в заточении умер, – думала Капа, – либо его мучитель перестал ездить на метро». Сколько бы она ни ходила по вагонам, следов этой страшной истории больше нигде не было видно.
Тем вечером она получила письмо от мамы.
«Дочка, тебе больше нечего бояться, – писала та, – приезжай, их всех поймали и дали каждому по приличному сроку. Возвращайся, – уговаривала мама, – нечего там тебе по столицам мотаться. У нас уже яблони цветут, вода в реке теплая, зазеленело все, а тишь какая по вечерам!»
Капа вспомнила свой провинциальный городок на берегу широкой реки с недавно восстановленным белым храмом на стрелке, разрезающей воду и меняющей русло, вольный свежий ветер, багряные закаты и песни птиц, порой нарушающие молочную тишину вечера. Ей отчаянно захотелось домой. Опасности больше нет... Ее преследователи наказаны. Когда-то, несколько лет назад, маленькая большеглазая Капа вступилась вечером за полногрудую широкобедрую девицу, к которой приставали сразу четверо пьяных парней. Пока они с ней спорили, девица, почувствовав, что внимание на нее больше не обращают, бросилась бежать. Капа осталась одна, окруженная четырьмя здоровенными лбами. По характеру своему заносчивая, она продолжала бесстрашно напирать на парней, чем окончательно привела их в бешенство. Как сексуальный объект эта пигалица их не интересовала. Но благодаря ей они упустили добычу! Подонки повалили Капу на землю и стали избивать ногами, потом стали плевать на ее распростертое на земле худенькое тело, и в конце концов каждый на нее помочился. Капа долго лечилась не только от побоев, но и от психологического шока. Она постоянно просила маму нагреть воды, чтобы помыться, но это не помогало. Капа все время повторяла, что она чувствует, что на ней какие-то следы чужих людей, которые ей никак не удается смыть. Мама, заручившись справками от местных врачей, отвезла Капу в Москву на лечение. Девушка так и осталась жить в столице, не желая больше встречаться с прошлым, но неожиданно начавшаяся странная болезнь не покидала ее и здесь.
За последнее время Капа слишком много брала на себя чужих эмоций и проблем. Ей очень захотелось снова вернуться в родной дом, уткнуться носом в испачканный мукой фартук матери, раскатывающей на большой деревянной доске тесто для пельменей, выйти в сад и посидеть там под ветками одевшихся в белое кружево яблонь, вдыхая их аромат. Она решила скинуть с себя груз большого города, добилась наконец отпуска у строгого начальства и стала собираться в дорогу. С небольшим рюкзачком, в котором были конфеты и другие подарки для родителей, и маленьким чемоданчиком Капа добралась на такси до вокзала. Войдя в поезд, она отыскала свое купе, в котором уже сидела тетка средних лет в трикотажном платье с грудью, падающей на тройную складку живота. Женщина успела разложить на столе продукты и что-то активно жевала. Она исподлобья взглянула на Капу и буркнула набитым ртом что-то типа: «Имейте в виду, нижняя полка моя. Ставьте все сразу прямо к себе, на верхнюю!» В купе пахло вареными яйцами и колбасой. Капа в своем воображении увидела армянина, ее любовника, низкорослого, с кривыми ногами и большой лысиной посреди черной мочалки кудрявых волос, который все время норовил ущипнуть даму за выдающуюся грудь, находящуюся ровно на уровне его глаз. Капа поморщилась, закинула вещи на верхнюю полку и вышла на перрон подышать. Она подняла голову к вечеряющему небу, которое резал в двух местах белый след от самолета. Неожиданно к дверям ее вагона подкатил тележку носильщик. Двое здоровых мужиков стали грузить в вагон какие-то коробки, обмотанные скотчем. Они громко ругались с проводницей и в конце концов что-то сунули ей в карман. Капа посмотрела на высокого лысого мужика атлетического сложения и вдруг замерла. Она снова увидела человека, лежащего на кровати, обмотанного какими-то тряпками и перепачканного кровью. На одежду этого субъекта кровь легла микроскопическими капельками, давно засохла, но Капе этого было достаточно. Она как завороженная наблюдала за происходившим. Мужики догрузили коробки, выкурили по сигарете, потом напарник лысого поднялся в вагон и уже сверху крикнул:
– Последнюю партию передадут сегодня, и надо с этим заканчивать! – Лысый кивнул и плюнул себе под ноги, потом резко повернулся и, сгорбив плечи, пошел по перрону к зданию вокзала.
Капа сомневалась пару секунд, потом она нащупала маленькую сумочку у себя на плече и, посмотрев вдаль на фигуру удаляющегося субъекта, побежала за ним вслед.
На площади перед вокзалом лысого ждал большой черный «Гелендваген». Капа оглянулась, схватила первое попавшееся такси, вызвав на себя гнев ожидающих с чемоданами в очереди, сунула водителю пятитысячную бумажку, пообещав еще, и попросила следовать за черным джипом. Машина долго петляла по городу, пока наконец не выехала на загородное шоссе. Километров через пять она заехала на территорию закрытого загородного поселка, над воротами которого было написано: «Лесная сказка».
– Горничная в двадцать третий дом! – уверенно крикнула Капа охраннику, преградившему такси путь шлагбаумом.
– Не предупреждали! – лениво ответил охранник, но шлагбаум открыл. Черный «Гелендваген» мелькнул за углом. На соседней улице Капа отпустила таксиста. Джип остановился у второго дома от угла. Она пробежала вдоль забора и успела шмыгнуть в большие железные ворота, закрывающиеся автоматически после въезда джипа, и сразу спрятаться за небольшой домик у входа. Капа оглядела обстановку. Перед ней был широкий двор, покрытый шахматной брусчаткой, а за ним большой «барский» дом с полукруглым входом и белыми колоннами. Джип остановился около входа в особняк, и лысый верзила заскакал наверх по лестнице. Она ждала, наверное, уже минут пятнадцать, но спокойствия вокруг ничего не нарушало. Наконец Капа рискнула пробежать через двор и застыла под окнами у боковой стенки здания.
«Есть ли здесь камеры?» – подумала она. Но ни камер, ни охранников нигде не было видно.
Капа пошла дальше вдоль стены здания, углубившись в стихийно заросший деревьями и колючим кустарником сад. Наконец она достигла заднего двора. Капа огляделась. Вокруг бассейна стояли скамейки и приспособления для барбекю. В углу были вход в дом и небольшая лесенка. Входная дверь была открыта. Капа скользнула внутрь, пересекла широкую террасу и побежала по длинному коридору, все время прислушиваясь. Неожиданно где-то невдалеке она услышала голоса.
– Вот такая у нас с тобой будет любовь сегодня на хозяйской постели, радость моя!
Женский голос хихикнул.
– Я специально отпустил всех охранников, последний день ведь! Завтра мальчишку прикончат, после того как папаша наконец отдаст остаток. И шеф, скорее всего, пошлет меня на новое задание, может, и не в Москве. Но сегодня ночь наша! Нальем ванну, откроем хорошего шампанского, хозяин все равно не считает бутылки!
Пару минут была тишина.
Потом женский голос неожиданно спросил:
– А тебе щенка Данилевского разве кормить не надо?
– Да зачем?! Я же тебе говорю, все равно завтра подохнет, а так он уже несколько дней ничего не ест, бредит только. Хорошо, в подвале, не слышно его.
«Интересно, где здесь подвал?» – подумала Капа. Она уже немного освоилась и начала ориентироваться в доме. Пройдя через огромную гостиную, она вышла на центральное крыльцо. Слева под лестницей была дверь. Капа подбежала к двери и толкнула ее. Створка поддалась. За ней чернела длинная лестница, ведущая вниз. Капа включила фонарик на мобильном телефоне и стала аккуратно спускаться. В подвале стоял отвратительный запах затхлости и грязного человеческого тела. Подземелье было огромным и, судя по всему, проходило подо всем домом. Капа пробежала лучиком фонарика по стене и наконец нашла выключатель. Зажегся тусклый свет. В соседнем помещении стоял стол, покрытый клеенкой, на котором красовались еще остатки трапезы, потушенные прямо в тарелку сигареты и недопитая бутылка водки. Несколько бутылок валялось вокруг на цементном полу. Стены тоже были покрыты цементом и до конца не отремонтированы, в соседней комнате стояла старая мебель, а на полу были разбросаны какие-то тряпки. Кажется, были и следы высохшей крови. Капа переходила из помещения в помещение, но пленника нигде не было. Наконец она дошла до самой дальней комнаты, в которой, в отличие от остальных, была дверь. Капа толкнула ее ногой и направила внутрь свет телефонного фонарика. На невысокой тахте с грязным матрасом, скорчившись, лежал человек. На Капу пахнуло отвратительным запахом человеческой жизнедеятельности, который в другое время заставил бы ее развернуться и бежать прочь. Но девушка вошла в маленькую, не более девяти метров, комнату и присела перед тахтой. Человек, а это был еще совсем молодой парень, не подавал признаков жизни. Капа порылась в сумочке и достала пудреницу. Она открыла ее и приложила к губам лежащего. Зеркало запотело. Она постаралась расшевелить парня, но все ее попытки оказались напрасными. Неожиданно она увидела в противоположном углу небольшой кожаный рюкзак. Капа стала рыться в рюкзаке, из которого она достала ученические блокноты и тетради и зачетку на имя Кирилла Ивановича Данилевского. Капа пыталась сообразить, где она могла встречать это имя, но так ничего и не вспомнила. Она достала телефон и ввела имя в поиск Яндекса. Чудо! Здесь был интернет! Наконец девушка увидела на экране портрет лысоватого мужчины. «Иван Кириллович Данилевский, – прочла Капа, – глава Промсельбанка, кандидат в депутаты Мосгордумы». Она вспомнила: билборд с его портретом висел прямо перед окнами ее офиса, да и Промсельбанк был где-то там рядом. Капа еще порылась в рюкзаке, но больше не нарыла никакой информации. Тогда она снова открыла Яндекс и нашла телефон Промсельбанка. Набрав номер, она попросила соединить ее с приемной директора. Секретарь «главного» стояла стеной, охраняя спокойствие начальства.
– Скажите ему, что у меня есть информация о его сыне!
Наконец на том конце раздался тихий голос:
– Что вы хотите? Я не буду поддаваться ни на какие провокации, я уже сделал все, чтобы мой сын был на свободе, и надеюсь скоро его увидеть… Прошу вас не вмешиваться!
– Да послушайте, – кричала Капа в трубку, – если вы немедленно не приедете, он либо сам умрет, либо его убьют, я уверяю вас, его убьют, я сама слышала!
В трубке было молчание. Наконец Капу осенило:
– Перезвоните мне по видеосвязи! У вас же высветился мой телефон? Вы ничего не теряете! – Через минуту заиграла музыка, и Капа в нетерпении нажала на кнопку «принять». На экране показался седовласый лысоватый мужчина с совершенно измученным и осунувшимся лицом. Капа нажала на кнопку и повернула камеру в сторону кровати.
– Вы узнаете своего сына? А вот его рюкзак и зачетка! – Мужчина в камере разразился слезами.
Далее события происходили со скоростью горного обвала. Капа едва успела выговорить название «Лесная сказка» и описать дом и подвал, а группа захвата была уже готова. Прошло не более двадцати минут, и на Капу, все еще сидевшую у кровати юноши, обрушился шум военной операции со всеми ее камуфляжно-автоматными деталями. После военных в каморку вбежали врачи с носилками и попытались приподнять тело юноши, на котором был уже распростерт несчастный отец. В это время наверху шла операция по аресту бандита и его спутницы. Капа устало поднялась по лестнице. Носилки ставили в скорую, а во дворе стояло множество машин с мигалками и даже бронетранспортер. Иван Данилевский мялся возле скорой, а какой-то человек в дорогом темно-синем костюме, положив ему руку на плечо, уговаривал присесть в машину, перевести дух и потом уже ехать в больницу. Неожиданно Капа почувствовала, как необыкновенное волнение комом поднялось к ее горлу. Костюм стоящего рядом с отцом Кирилла человека был испачкан кровью юноши. Она видела на нем его ДНК!
Капу пригласили в машину к банкиру, но она отчаянно замотала головой:
– Нет-нет, я вызову такси! Если вот только… можно вас на пару минут? Нет-нет, только вас одного!
Окружающие были уверены, что находчивая девица шепчет банкиру сумму, в которую она оценила свою бесценную услугу. Видимо, сумма была немалой, поскольку после ее слов, нашептанных банкиру в самое ухо, тот побагровел, бросил взгляд на заместителя, правда, потом, секунду подумав, уверенно кивнул.
Возвращаясь домой на такси, Капа позвонила маме и, ничего толком не объяснив, попросила встретить ее вещи, прибывающие завтра на вокзал без нее.
Дома она на пороге сняла с себя все и, засунув вещи в стиральную машину, долго стояла под душем.
Выйдя наконец и нарядившись в короткий шелковый белый халат и белые меховые тапочки, Капа растянулась на белоснежном диване в привычной ей обстановке, словно желая как ластиком по белой бумаге стереть все свои недавние приключения. Она прикрыла глаза и готова была уже заснуть. Неожиданно в прихожей завибрировал колокольчик дверного звонка.
Капа подошла к двери и посмотрела в глазок. У дверей стоял Макс. В руках он держал букет белых роз. Капа приоткрыла створку двери, оббитую дерматином.
– Я подумал, – мялся на пороге Макс, – свет у тебя горит, может быть, ты согласишься меня впустить.
Капа кивнула и отступила вглубь прихожей.
Макс сел на банкетку, ту самую, на которой она хлестала его бордовыми розами, опустил голову и так сидел некоторое время молча.
– Можешь убить меня этими цветами, – наконец сказал он, – я виноват перед тобою, но мне сложно без тебя жить.
Капа оглядела его сгорбленную фигуру. На нем не было никаких чужих ДНК, только его родные, такие родные! Капа села рядом с Максом на банкетку и положила ему руку на плечо.
Она была счастлива.
«Все равно буду помогать людям, как с могу, мой необычный дар был дан мне не зря!» – думала девушка.
На следующее утро, войдя в вагон метро, она привычно оглядела сидящих и стоящих пассажиров. Но, как ни старалась, так и не смогла ничего увидеть.
Ее дар пропал навсегда.
