№6. Июнь 2024. «Колесница детства»

Ирина Оснач. Сказка "Кружка из бересты".

Кружка из бересты

Сказка (журнальный вариант, с сокращениями)
Первый раз после зимы на дачу мы поехали в начале мая: навести в доме порядок, помыть полы, подмести на веранде и посмотреть на первые цветы в саду.

И девочку Сашу с собой взяли. Утром мы с ней ходили здороваться с мать-и-мачехой, которая расцвела у забора.

— Почему она так называется? — спросила Саша.

— Смотри — с одной стороны листочек пушистый и ласковый, потрогай, это мать. А с другой — листочек прохладный и жёсткий. Это мачеха.

— Мне все листочки нравятся! — подумав, сказала Саша. — Когда холодно, можно щекой прижаться к матери. Если душно, жарко — тогда и мачеха приятная!

Мы дали Саше лейку, мать-и-мачеху поливать, а заодно и розы, что с ней рядом росли.

И тут на дачу к нам гости приехали, Валентина с дочкой Лидочкой. Люди они были городские, за город выезжали редко, и многое на даче для них было в диковинку, например, что можно босиком по траве ходить.

— А вдруг порежешься или пятку уколешь? — заволновалась Валентина.

Она не поверила, что трава мягкая и закричала своей дочке:

— Лидочка, не снимай туфли!

Утром мы с Сашей пошли к забору, поздороваться с мать-и-мачехой. И наши гости вместе с нами.

— Цветочек! — объявила гостья, указав пальцем на цветы мать-и-мачехи.

— Цветочек! — повторила её дочка Лидочка. — Дай!

— Сейчас сорву! Вот вам по цветочку, девочки!

Валентина никак не могла понять, почему заплакала Саша. Да и мне было невесело. Но потом я увидела рядом крохотный цветок, который не заметили Валентина и Лидочка. Значит, мать-и-мачеха будет расти и цвести!


Конь Фёдор

В городе, чтобы выйти на улицу, нужно взять нужные вещи, собрать сумку, открыть дверь, закрыть дверь, вызвать лифт… А на улице шум, машины, пешеходы, автобусы!

Чтобы выйти на улицу на даче, нужно открыть скрипучую дверь, и ты уже в саду-огороде. У соседей кукарекают петухи, на лугу гагакают гуси и мемекает коза с козленком. По грядке не спеша ползет дождевой червь по имени Фома. Саша побежала к нему, чтобы посмотреть поближе, а Фома нырк в землю, только хвостик мелькнул.

Молоко на даче вкусное, картофельный суп Саша съела без уговоров, а в городе она от него нос воротила. После обеда мы ждали, когда привезут дрова. И не просто привезут, а на коне Фёдоре, который жил в деревне. И пока дрова разгружали, Саша сначала боялась подойти к Фёдору, а потом осмелилась, дотронулась до его морды, и конь фыркнул. А что он этим сказал, непонятно.

А потом Саша принесла коню Фёдору морковку. Фёдор её съел и опять фыркнул. Тут уже было понятно — это он спасибо сказал.


Божья коровка Люся

— Жф-жжж! Жжжж! — зажужжало рядом с Сашей.

— Ты что, только проснулась после зимы? — засмеялась Саша.

Божья коровка Люся, которая сидела на ветке яблони, промолчала.

Вполне возможно, что Люся думала, куда ей полететь, или о том, что надо почистить левое крылышко.

Люся уже слетала на луг, где собирала цветочный нектар её подруга бабочка-бархатница Тоня.

Божья коровка Люся долго выслушивала жалобы Тони: весна холодная, цветов мало… Бабочка жаловалась и угощала Люсю цветочным нектаром: божья коровка выпила его так много, что еле смогла взлететь.

Люся прилетела в сад, села на ветку яблони, сделала себе чашку чая и задумалась. Божья коровка Люся любила поразмышлять, особенно когда пила чай.

— Жф-жжж! Жжжж! — сказала божья коровка Люся, не вдаваясь в подробности. И принялась чистить крылышко.
Дед Гордей и дальний лес

Выпили чай и мы с Сашей. А после чая пошли в деревенский магазин. Зашли и поздоровались с другими покупателями и продавщицей.

— Вы как раз к свежему хлебу! — сказала продавщица.

Покупатели брали хлеб, спрашивали, какие конфеты лучше и свежее ли молоко, а один дедушка про нас сказал: «Это дачники».

Мы купили хлеб, вышли из магазина. На крыльце на ящике сидел тот самый дедушка. Мы познакомились, звали его дед Гордей.

— Почему деревенские редко ходят в дальний лес? — спросила я.

— Откуда ты знаешь, что редко ходят? — удивился Гордей.

— Я в лес заходила, а там нет ни тропинок, ни следов грибников-ягодников.

— Духи в нём всякие водятся, лесные да болотные, лучше с ними не встречаться, — ответил дед, взял свою корзинку с хлебом и пошел домой.
Про Боли-Бошку и Ауку

По дороге домой мы с Сашей зашли к соседям, у которых есть корова, купили творог. И долго сидели вечером за столом, ели творог, запивали его чаем с шиповником, а я начала читать Саше книгу о сказочном Боли-Бошке:

— Боли-Бошка одет неказисто, штаны в заплатах, волосы всклокочены, будто через чащу пробирался. Если кого встретит, тут же жалуется - и старый он, и помочь некому…

И пока говорит, у прохожего голова начинает болеть, имя-то у Боли-Бошки неспроста такое. А еще Боли-Бошка может завести в лес, задурить-заморочить человека…

А в лесной глухомани Аука живёт.

— Какой такой Аука?

— Аука — маленький, круглый, как колобок, щеки румяные, по лесу катится, аукает…

Про Ауку Саша уже не слушала, заснула.
Осина для Тихона

На следующее утро мы с Сашей пошли в лес. На берегу реки увидели бобра Тихона. Он всю ночь ветку осины грыз, для бобров кора осины лакомство, а утром утомился и присел отдохнуть.

Мы тихонечко прошли мимо, и я рассказала Саше, что бобр Тихон любит работать по ночам.

Все соседи Тихона уже привыкли — услышат шум в лесу возле реки, пробормочут во сне: «Тихон трудится» и на другой бок повернутся.

Тихон отдохнул и понёс к себе домой, в бобриную хатку, ветку осины — будет чем угостить жену, бобриху Таисию, да и самому полакомиться.

Для своего дома Тихон выбрал хорошее место: река, высокий берег, лес рядом.

Чтобы попасть в бобриную хатку, надо в реку нырнуть, и под водой залезть в дом бобров: стены из веток, на полу древесная стружка, тут же и стол, и скамьи, и полки, Тихон сам их делал.


Чудная поляна

— Ты их придумала, да? Ауку, Боли-Бошку? Как сказку? — спросила Саша, пока мы шли.

Я не успела ответить. Только мы дошли до того самого леса, про который я деда Гордея у магазина расспрашивала, как набежала туча, и начал накрапывать дождик. Что делать? Решили в лес зайти, там дождь переждать.

А в лесу было так тихо, что я даже ладонью ухо затрясла. Нет, уши не заложило, просто в этом большом и старом лесу не было слышно ни дождя, ни птиц, даже ветер и тот остался где-то снаружи. Только сосны, ели и рябины. Рябины мы примечали — чтобы поздней осенью собрать рябину и варенье сварить. А еще мы рассуждали о том, где же может быть дом Боли-Бошки.

Деревья закончились, и мы оказались не пойми где — лес ни лес, поляна ни поляна, сучья, коряги, старые-престарые деревья, которые рухнули наземь.

Повернули назад, да не тут-то было, лес стоял тёмной сплошной стеной.

Делать нечего, пошли дальше, перешагивая через коряги. Идти было нелегко — сделаешь шаг и запутаешься в корнях, или, того гляди, сучья поцарапают.

Дождь к тому времени притих, моросил мелко-мелко. Хорошо, что у нас с Сашей куртки были с капюшонами.

Мы сделали несколько шагов, и я от неожиданности рот открыла — посередине поляны стоял пень, поросший мхом. В пне торчала труба, из которой шёл дымок.


В пень головой

Как только мы подошли к пню и принюхались (дымок был ароматный, какой бывает, когда топится печка, и жарятся оладушки, например, или пироги пекутся), тут же возле пня появился старичок, ростом он был чуть-чуть выше Саши.

Одет он был вполне по-современному: жилет со множеством карманов, на голове кепка. Старичок посмотрел на нас и хмыкнул. Мы поздоровались.

— И вам здорова! — ответил старичок. Голос у него был скрипучий и весёлый. — Вы как сюда попали?

— По лесу шли, и заблудились… — пожала я плечами.

— По лесу шли! Ишь! Шли, шли и дошли! — проворчал старичок. Снял кепку, почесал затылок, опять кепку натянул. И сказал:

— Пошли чай пить, коли дошли!

И открыл дверь, которая была в пне, и так хитро спрятана в коре, что сразу и не заметишь.

Саша быстро шмыгнула в дверь, я и остановить ее не успела — мало ли что там, внутри? Может, яма какая? Или ещё какая напасть?

Пришлось её догонять. Я нагнулась, но дверь для меня была крохотной, одна голова только бы и вошла, а плечи застряли. Но это я так думала. Как только я засунула голову в дверь, она стала обычного размера.

Я зашла и остановилась на пороге. Настоящая комната, только круглая и маленькая, широкая лавка, полки на стене, тряпичные коврики на полу, стол, на котором кипит-пыхтит самовар. Что меня удивило больше всего — это печка из кирпичей с дымоходом, на плите стоял металлический чайник. От печки тепло, видно, топили её недавно. Возле печки — занавеска, наверное, за ней была кровать старичка.

Хозяин снял кепку и показал нам с Сашей рукой на лавку — чего, мол, стоите, садитесь за стол.

Я села на лавку, Саша рядом со мной и тут же засмотрелась на птиц из бересты, висевших на веревочках возле маленького и круглого окна.

— Вот вам утиральник! — старичок положил на стол полотенце с вышитыми ягодами.

— А как тебя зовут? — спросила Саша, вытирая лицо и волосы, мокрые от дождя.

Хозяин сел на лавку напротив меня, посмотрел на Сашу, помолчал и нехотя сказал:

— Тимофей.

— А меня — Саша. Можно я тебя дедушкой звать буду?

Старичок помолчал и, наконец, ответил Саше — кивнул.


Чай с пирожками

После минутного молчания старичок поднялся и пошел к печке:

— Чай-то вы пьёте?

— Пьём.

— У меня с сушёной малиной, — и нехотя признался: — Поясницу прихватило, отлёживался.

— Мокро сейчас после дождя и холодно.

— Если места знать, в лаптях ходить можно, не промокнут! - изрёк старичок.

Услышав о лаптях, я покосилась на его ноги — никаких лаптей, старичок носил кроссовки с цветной тряпичной оторочкой.

— Пирожки у меня есть, — вдруг сказал старичок. — Будете пирожки?

Пирожки, конечно, дело хорошее, но я уже начала догадываться, у кого мы в гостях — у самого Боли-Бошки. А ну как пирожки заколдованные, что тогда с нами станет?


Шишига

— А с чем пирожки, дедушка Тимофей?

— С зеленью всякой, со щавелем, крапивой. Сам я приболел, Шишига приходила, пекла. У нее во-он там, возле болот, грядки со щавелем, она кисленькое любит.

— А почему у неё имя такое? — заинтересовалась Саша — У меня есть подружка, у которой имя на «ш-ш» — Шура, а про Шишигу я не слышала. А твоя Шишига добрая, дедушка?

— А чего ж ей злой быть, если к ней по-хорошему? — удивился старичок. — Самая зловредная Шишига, если её задобрить, покладистой будет. Да ей много и не надо — кружку чая. Пироги она и сама печёт. Вкусные?

— Вкусные! — хором ответили мы с Сашей.

Вкусные и непривычные. Пироги и пирожки пекли и моя бабушка, и моя мама, и я пеку: с яблоками, вишнями, творогом, картошкой, яйцами-луком-рисом, грибами… Но с крапивой и щавелем?

— А Шишига тебе родственница?

— Родственница, дальняя…

— А ты мне её не показывала, — повернулась Саша ко мне.

— Откуда ты её знаешь, Шишигу? — заинтересовался дедок.

— Как сказать? — замялась я. — Не то, чтобы лично знакома, но читала о ней…

— Читала? — изумился дед.

— Ну да, читала. В книге. Там и картинка была, с Шишигой. Но мы до картинки этой ещё не дошли, — это я уже Саше объяснила. — Там не только про Шишигу, и про других лесных и болотных обитателей…

— А-а! Откуда тем, что книгу писали, про Шишигу-то знать? — захихикал дед. — Сначала надо познакомиться, побеседовать, а уж потом писать… Но она людям на глаза редко показывается.

— А она часто к тебе приходит, дедушка? — спросила Саша.

— Навещает иногда, пирожки вон испекла…

Саша всё расспрашивала и расспрашивала деда, чай был душистым, пирожки вкусные, в комнате было тепло. Я посмотрела в маленькое окошко: на улице посветлело, и дождь заканчивался. Мы поблагодарили старичка, вышли из дома. Я спросила, куда идти, чтобы к дачам выйти. Он показал — во-он туда!

— Дедушка Тимофей, а можно мы к тебе завтра придём? — спросила Саша.

— А приходите! Послезавтра приходите. Завтра дождь будет, — сказал дед. — А чтобы меня нашли, вот вам совет: на тропинке покружитесь, чтобы сбить следы, а когда выйдете на лесную опушку, скажите: «Дай увидеть!». Мой дом и покажется.

На краю поляны мы с Сашей обернулись, и не увидели ни пня, ни Боли-Бошки.


Егор и соломинка

Дед из дома-пня не ошибся, предсказав дождь. Ранним утром дождь теплыми каплями вымыл и небо, и лес, и дорогу на дачу, и забор, хорошенько протёр крышу, сарай и берёзовую рощу. А потом постучал в каждую почку: пора, просыпайтесь!

Мы позавтракали и пошли в огород. Саша села на корточки и присмотрелась к молодой траве. По еле видной между стеблей тропинке шёл муравей. Вернее, не шёл, а зачем-то боролся с длинной соломинкой, которая для крохотного муравьишки была огромным бревном.

Муравей и так пытался развернуть её, и эдак, но соломинка прочно лежала на его спине. Вдруг муравей затих.

— Неужели умер? — огорчилась Саша.

Нет, он пошевелил лапками.

— Я тебя спасу! — Саша осторожно попыталась снять соломинку со спины муравья и откинуть её в сторону. Но муравей перевернулся на спину и почему-то вцепился в соломинку лапками. Тогда Саша подняла соломинку и встряхнула её. Муравей упал на землю. Теперь он был свободен и мог бежать по своим делам. Но он остался стоять, шевеля усиками.

— Устал бороться с соломинкой, отдыхает, — решила Саша и пошла дальше.

А муравей, которого звали Егор, постоял пару секунд, посмотрел по сторонам и бросился на поиски соломинки, которую выхватила у него неведомая сила.

Нашел, поднял свою ношу и понес к муравьиной сторожке. Почему сторожке? Потому что Егор был сторожем сада. Его сторожка стояла на шести соломинках, будто на муравьиных лапках, наверху небольшая комната и веранда под навесом из листьев.

Муравьям, обитавшим в саду, нужен был сторож на границе сада и поля. Вдруг какой недруг нагрянет? Сторож Егор его заметит и поднимет тревогу.

Егор переносил к сторожке соломинку за соломинкой. Ближе к полудню его прервали, прилетела стрекоза Элла.


Крючок для крыльев

— Несу я соломинку, и тут кто-то меня к земле как прижмёт и ну трясти. Я в соломинку вцепился. А потом меня в воздух как швырнет!

Взлетел высоко, а потом вниз, но не упал, приземлился тихо, вроде как поставили меня на землю. Тут я вверх взглянул — что-то большое, голубое…— рассказывал Егор стрекозе Элле.

— Большое, голубое, говоришь? — повторила Элла и вздрогнула — это на веранде сторожки что-то упало. — Так я и думала! — закричала Элла. — И когда ты крючок прибьёшь, Егор? Видишь — опять крылья упали. Я их сюда поставила, а они упали. А с крыльями в твою сторожку не зайдёшь.

Крылья у стрекозы были большие, красивые, но каждый раз, когда Элла прилетала в гости к Егору, крылья приходилось снимать.

— Сейчас всё сделаю, — Егор достал сундучок с отвертками, гвоздями, шурупами, нашел крючок из деревянного сучка и прибил его к стене. — Ну-ка, повесь! Не падают?

— Теперь всё хорошо!

Муравей и стрекоза вернулись в сторожку и сели за стол у окна.

— Это девочка играла с тобой, — произнесла Элла.

— Играла? Я что, игрушка? — рассердился Егор. — С чего ты взяла?

— Сам посуди. Как ты рассказывал? Потрясла, подняла, опустила. Большое и голубое. Видела я в саду девочку, зовут её Саша, у неё голубая юбка…

— Тебе только загадки разгадывать, — восхитился Егор.

Элла довольно улыбнулась.


Улитка Марфа и бабочка Тоня

Ночной туман уходил нехотя, шаг за шагом, и там, где он топтался на месте, была роса: на душистых листочках черной смородины, листьях капусты, а на лопухе ревеня туман оставил такую большую каплю росы, что в неё, как в зеркале, можно было увидеть улитку Марфу. Улитка сидела и смотрела на бабочку Тоню, которая лакомилась нектаром на одуванчике.

— Тоня! — закричала улитка. — Тоня, посмотри вниз!

Тоня заметила улитку и спорхнула к ней на землю.

— Возле капустной грядки ещё одуванчик расцвел! Давай слетаем! — предложила Тоня и осеклась, вспомнив, что улитки не летают.

— Возле капустной грядки? — задумалась Марфа. Она тоже уловила медовый аромат, перед которым было трудно устоять.

— Договорились? Я жду тебя на одуванчике! — И бабочка взмахнула крыльями.

Конечно же, бабочка была быстрее. Марфа приползла к одуванчику около полудня. Улитка пообедала капустным кусочком и принялась рассказывать подружке, что по дороге встретила муравья Егора.

— Егор говорит, люди в саду появились! Смотри, к нам идёт, великанище! — показала Мафра на Сашу. — Прячься!

И тут Мафра и Тоня услышали тоненький голосок:

— По-моги-те!


Росянка

Это голосок услышала и Саша:

— По-моги-те! Помо…

— Кто? Кто это? Где! — закричала Саша.

— Это росянка поймала кого-то, — сказала обычно молчаливая божья коровка Люся и показала на небольшое растение с листочками, которые были усыпаны крошечными капельками, будто росой. — Если поймала, не выпустит. Помучает, а потом съест.

Саша кинулась к росянке.

— По-моги-те! — голос доносился из сверкающего росинками верхнего листа росянки, который сложился почти вдвое.

Неподалеку от росянки лежала соломинка. Саша отломила кусочек и вставила соломинку между листьями. Лист, будто живой, недовольно дёрнулся, перестал сжиматься и открылся. Посередине листа на спине лежала пчела. Она пошевелила лапками, перевернулась, проверяя, жива ли, оторвалась от волосков на листе, и улетела.

— Какая молодец эта девочка Саша! — закричала улитка Марфа, бабочка Тоня захлопала крыльями, а божья коровка Люся кивнула.


У Боли-Бошки

Собрались мы в гости к деду Тимофею. Я прихватила с собой книгу, в которой о Боли-Бошке, Ауке, Шишиге написано. Мы нашли тропинку к дому Боли-Бошки, покружились, как велел дед, вышли на лесную опушку и сказали:

— Дай увидеть!

Большой пень на опушке леса заворочался, закряхтел, и перед нами встал дом, весь во мху и старой коре.

Боли-Бошка посмотрел книгу, картинки, хмыкнул:

— Вот выдумали! И хитрый я, и в болото заведу! Завёл я вас в болото?

— Нет, дедушка, не завел, — ответила за нас двоих Саша.

— То-то! А что делать, если так и шастают вокруг? То огонь разжигать начнут, а еще мусорят… Таких не пугать-морочить, таких из леса гнать нужно! Хорошие грибники да ягодники — люди тихие, спокойные, никому не мешают.

— Ау! Ау! — вдруг услышали мы, будто ребенок заблудился в лесу и плачет жалобно и печально.

— Это Аука! Он во-он у тех елок аукает, скоро к нам прикатится на чай!

Чай налили, и Аука тут как тут, прикатился, как колобок. В блюдце чай налил и на него дует, чтобы остудить, того гляди румяные щёки лопнут. Выпил чай, стал прибаутки говорить:

— Как проголодался, так и догадался,

одна майская роса лучше овса,

глядит в окно да ест толокно,

хозяюшка в дому — оладышек в меду!

— Я в лес ходил, в корзинку собрал, — Боли-Бошка достал кусочки бересты и веточки. — Иду, смотрю — бабочка на берёзе сидит, крыльями машет. Ближе подошёл — береста это.

В руках Боли-Бошки береста и веточки и корешки оживали, а берестяная бабочка взлетела. Боли-Бошка собрал их и в корзинку вернул.

— Целый день сегодня вспоминал, день-то сегодня особенный, а чем — не вспомню. Подскажи, Аука!

— Не живет сорока без белого бока, кукушка соловушку журит! — сказал Аука и укатился в лес.

— Соловушка! Вот сегодня какой день!


Первые Соловьи

— Ау! А-уу! — мы пили чай и слушали, как в лесу аукает Аука.

— А где Аука живёт, дедушка? — спросила Саша.

— В самой глухомани, в избушке. Лес без эха никак обойтись не может. А сколько Аука заплутавших из чащобы вывел!

— А почему Аука про соловушек говорил?

— Знаешь, какой сегодня день? В нашем календаре есть День берёзовых почек, День лёгкого весеннего ветерка… А сегодня День первых соловьёв! — сказал Боли-Бошка.

И вдруг в берёзовой роще запел соловей. Рядом с ним раздалась ещё одна соловьиная трель, другая…

— Даром что соловей — птица малая, а знает, когда весна, — прошептал Боли-Бошка.

А потом принес из дома красивую кружку:

— А это тебе, Саша! Кружка непростая, берестяная, посмотришь на неё - и вспомнишь всех, кого здесь видела, с кем подружилась.

***

— Мне всё приснилось, когда ты сказку читала, а я спала? И Аука, и Боли-Бошка, и как он мне кружку из бересты подарил? — спросила Саша, когда приехала к нам в гости.

— Как кружка могла присниться? Ты же её в руках держишь! Смотри, на бересте нарисованы Аука, муравей Егор, улитка Марфа, божья коровка Люся, бабочка Тоня, Шишига с пирожками, стрекоза Элла, бобры Тихон и Таисия, и даже конь Фёдор поместился.