Спицы
Люди не любят друг друга – это всего лишь соприкосновение. Как в вагоне метро взяться за самый близкий поручень, но это не значит, что ты его любишь. Может, тебе вообще приглянулась верхняя перекладина, потому что до нее не многие могут дотянуться. Только вот ты все равно хватаешься за одну, другую, а до той дела нет совсем. И успокаиваешь себя: «В другой раз, вот в другой раз точно».
***
Мы познакомились с Аней прошлой весной. Апрельский вечер, фонари освещают плечи и силуэты прохожих, которые тонкой полосой, как по нитке, идут в неизвестность. Где-то там в конце они превращаются в черные точки и сливаются с домами. Курю, и тут в череде людей ловлю ее взгляд, такой робкий, растерянный. Она, как маленький птенчик, перебирает тонкими ножками. Нет, не ножки это – струнки. А потом взгляд ее становится таким серьезным. Я даже сначала и не понял – это злость или «как же вы все меня за...». Нет, она, наверное, таких слов еще не знала. У нее платье такое, из легкой ткани. Голубое. Через эту легкую материю мне показалось, что я увидел все. И куда-то пропали вечер, люди, дома, сигарета моя пропала, потому что есть только я и хрупкий свет, позволивший впустить в себя.
Я обещал себе так не делать. Но как жить, если каждая из них... Вот даже Света на второй кассе в Пятерочке. Она сидит, словно за печатной машинкой, ритмично набивающей вместо любовных романов змеиные языки чеков. И в глазах ее не семейная жизнь проглядывает, а какая-то невыразимая тоска.
– Что-то ты сегодня грустный, – Света поворачивается в сторону табачного шкафчика. – Тебе как обычно?
– Нет, Светик, я бросил. Пакет не нужен, – а сам кладу ей конфетку, так тихонечко, аккуратно. – А что ты делаешь сегодня вечером?
Света улыбается. А потом алая:
– Молодой человек, вы работать мешаете! – брови Светы тянутся друг к другу, вырисовывая на лице глубокую морщину. – Ах, вы, значит, еще и конфеты воруете. Покажите карманы быстро. Вы слышите, что я говорю? Толя, у нас вор! Как это понимать вообще. Вот все вы мужики одинаковые.
***
А еще была Ира, с ней мы в метро… Ну, нет, об этом я рассказывать не буду. Я же об Ане вообще-то говорил. Аня садится в кресло, будто прыгает в воду, оставляя на берегу свой большой хвост. По всей квартире разложены клубки шерстяных ниток. Желтые, оранжевые, темно-синие, белые, еще одни белые и еще... Нитки, густые водоросли, мягко покачиваются, тянутся к свету.
Чистая, застенчивая, переменчиво-взволнованная – она, как утренний воздух, проходящий сквозь занавески на кухне. Вдохнешь – и сразу жить хочется. И дом наполняется сладким запахом молока, которым пахнут все дети. Музыка Ани соткана из спиц: одними она достает из тостера хлеб, другими закалывает волосы. Если бы спицы умели писать, то Аня бы их давно превратила в карандаши и рисовала радужных птиц.
***
– А ты знаешь, зачем солнце уходит спать? – Аня улыбается.
– Наверное, чтобы на завтра вновь сделать кого-то счастливым, – рядом с ней я мальчик, который боится забыть о приключениях. Я сажусь на мятный вязаный плед, краешек которого – спасательный круг, и прижимаюсь к ее ногам. И правда струнки.
– Нет, ты не прав, – смеется она. – Чтобы звезды увидели нас.
И спицы вновь движутся вокруг своей оси, разливаясь по комнате. Вода заполняет вазы, она подкрадывается ближе, и ближе, и… Вот-вот зальет ворот рубашки. Какая-то странная влажность набухает у рта. Подушка плывет сквозь тину и водоросли, врезаясь в берег.
– Сережа, проснулся уже?
Половина седьмого утра. Суббота. Аня сидит, вытянув ноги, и вяжет морскую звезду.
2020 год
***
Мы познакомились с Аней прошлой весной. Апрельский вечер, фонари освещают плечи и силуэты прохожих, которые тонкой полосой, как по нитке, идут в неизвестность. Где-то там в конце они превращаются в черные точки и сливаются с домами. Курю, и тут в череде людей ловлю ее взгляд, такой робкий, растерянный. Она, как маленький птенчик, перебирает тонкими ножками. Нет, не ножки это – струнки. А потом взгляд ее становится таким серьезным. Я даже сначала и не понял – это злость или «как же вы все меня за...». Нет, она, наверное, таких слов еще не знала. У нее платье такое, из легкой ткани. Голубое. Через эту легкую материю мне показалось, что я увидел все. И куда-то пропали вечер, люди, дома, сигарета моя пропала, потому что есть только я и хрупкий свет, позволивший впустить в себя.
Я обещал себе так не делать. Но как жить, если каждая из них... Вот даже Света на второй кассе в Пятерочке. Она сидит, словно за печатной машинкой, ритмично набивающей вместо любовных романов змеиные языки чеков. И в глазах ее не семейная жизнь проглядывает, а какая-то невыразимая тоска.
– Что-то ты сегодня грустный, – Света поворачивается в сторону табачного шкафчика. – Тебе как обычно?
– Нет, Светик, я бросил. Пакет не нужен, – а сам кладу ей конфетку, так тихонечко, аккуратно. – А что ты делаешь сегодня вечером?
Света улыбается. А потом алая:
– Молодой человек, вы работать мешаете! – брови Светы тянутся друг к другу, вырисовывая на лице глубокую морщину. – Ах, вы, значит, еще и конфеты воруете. Покажите карманы быстро. Вы слышите, что я говорю? Толя, у нас вор! Как это понимать вообще. Вот все вы мужики одинаковые.
***
А еще была Ира, с ней мы в метро… Ну, нет, об этом я рассказывать не буду. Я же об Ане вообще-то говорил. Аня садится в кресло, будто прыгает в воду, оставляя на берегу свой большой хвост. По всей квартире разложены клубки шерстяных ниток. Желтые, оранжевые, темно-синие, белые, еще одни белые и еще... Нитки, густые водоросли, мягко покачиваются, тянутся к свету.
Чистая, застенчивая, переменчиво-взволнованная – она, как утренний воздух, проходящий сквозь занавески на кухне. Вдохнешь – и сразу жить хочется. И дом наполняется сладким запахом молока, которым пахнут все дети. Музыка Ани соткана из спиц: одними она достает из тостера хлеб, другими закалывает волосы. Если бы спицы умели писать, то Аня бы их давно превратила в карандаши и рисовала радужных птиц.
***
– А ты знаешь, зачем солнце уходит спать? – Аня улыбается.
– Наверное, чтобы на завтра вновь сделать кого-то счастливым, – рядом с ней я мальчик, который боится забыть о приключениях. Я сажусь на мятный вязаный плед, краешек которого – спасательный круг, и прижимаюсь к ее ногам. И правда струнки.
– Нет, ты не прав, – смеется она. – Чтобы звезды увидели нас.
И спицы вновь движутся вокруг своей оси, разливаясь по комнате. Вода заполняет вазы, она подкрадывается ближе, и ближе, и… Вот-вот зальет ворот рубашки. Какая-то странная влажность набухает у рта. Подушка плывет сквозь тину и водоросли, врезаясь в берег.
– Сережа, проснулся уже?
Половина седьмого утра. Суббота. Аня сидит, вытянув ноги, и вяжет морскую звезду.
2020 год
