№8 Август 2024 ЛитОбоз «С Яблочным Спасом»

Рецензия на книгу прозы Александра Бронникова «Вкус жизни»

Рецензия на книгу прозы Александра Бронникова «Вкус жизни»

Произведение «Вкус жизни» за авторством Александра Бронникова, безусловно, яркая и самобытная работа. Читать ее, как минимум, интересно. Чувствуется, что автор хорошо владеет русским языком и твердыми ногами упирается в почву русской классической литературы. При этом его никак нельзя назвать старомодным. Отталкиваясь от классической литературной школы, Бронников, тем не менее, является представителем современной постмодернистской прозы, в которой зачастую лейтмотивом звучит безнадега, тоска и уныние. Вот и здесь, несмотря на жизнеутверждающее название, мы уже в самом начале находим главного героя Глеба на стуле с петлей на шее. Он размышляет над бренностью жизнью, своими обидами и тревогами. Лишь дочитав повесть, оцениваешь всю мрачную иронию и прелесть названия – «Вкус жизни». Оно подходит здесь как ни одно другое. А речь в повести, в основном, в первой ее половине, идет о жизни, о том, что, может, и не нужно было рубить с плеча и обрывать концы, что жизнь дается нам не просто так, и о некоторых поступках потом остается только сожалеть.

Никому не известно, есть ли жизнь на Марсе, да нам это и ни к чему. Литература на то и литература, что в ней не существует границ. Автор искренно верит в жизнь после смерти, а, возможно, описывает предсмертные галлюцинации главного героя, который после повешения оказывается в разных ситуациях и мирах. То партизаном, воюющим с фашистами, то в открытом Космосе, то еще где-то, и сквозь раскрываемый перед нами экзистенциальный ужас всегда – и это импонирует! – пробивается луч надежды на возвращение. Во всяком случае, после очередного метафизического приключения главный герой вновь оказывается в точке невозврата – на стуле с веревкой на шее, размышляя, а стоило ли оно того, ведь, возможно, он пропустил что-то важное, может, даже любовь своей жизни. Куда уж без любви? И она здесь присутствует.

Понравились язык, образы, обороты. Они не тривиальны, да и в фантазии автору нельзя отказать. Главное в том, что Александр Бронников выработал свой узнаваемый стиль. В нынешней литературе это большая редкость. При этом образы, предлагаемые читателю сквозь призму жизненного опыта автора, легко узнаются. Особенно удаются Александру Бронникову описания внутренних переживаний и состояний отдельно взятого человека. Зачастую современные авторы полностью сосредотачивают свое внимание на главном герое, остальные, как и обстановка, часто выступают картонными декорациями. У Александра и второстепенные персонажи вышли любопытными и нешаблонными, будь то инфернальный приятель Короткий или девушка Карина.

Однако есть и за что пожурить автора. Например, на протяжении всей повести он постоянно использует словосочетание «молодой человек». В повести и так понятно, что «старикам тут не место». Также отмечу некоторую искусственность, даже выхолощенность диалогов. Они слишком литературны. Не призываю к использованию мата, наоборот, похвально, что обошлось без него, однако в реальной жизни так не разговаривают.

И все же, настаиваю, это произведение стоит того, чтобы быть прочитанным. Как говорится, аппетит приходит во время еды. Со «Вкусом жизни» так и происходит. Правда, для меня этот вкус на поверку оказался сладковато-горьким. Сладким – из-за стиля произведения, горьковатым, благодаря мрачноватому взгляду автора на жизнь. Это явно не тот вкус жизни, на который рассчитываешь, тем более, что и хэппи-энда здесь не дождетесь. Остается послевкусие, будто сидишь вечером за одним столом со всеми героями произведения, ужинаешь с ними в тесной комнате без электричества и свечей, в почти что полном мраке, и неспешно ведешь разговор. А вокруг душно и тревожно.

Резюмирую. «Вкус жизни», – пожалуй, интровертная проза, вещь сама в себе, вполне самодостаточная, не нуждающаяся ни в рекламе, ни в красивой обертке. Любителям Кафки или творчества кинорежиссера Дэвида Линча вполне придется по вкусу. Самое важное, чтобы после прочтения остался этот самый вкус к жизни.


Made on
Tilda