«БЫВАЕТ ОЧЕНЬ БОЛЬНО ЖИТЬ» « …Остросюжетные мотивы Откладываю на потом, Пусть русские речитативы Озвучивают дом… (А.Теддер, «Возьмусь писать я о России…»)
Поэт Андрей Теддер живёт в Псковской области в районном городке - старинном Гдове - на берегу Чудского озера. А практически любой райцентр в России – это изначально пограничная зона: чуть меньше – и это уже деревня; немного больше – и это уже город. И берег большущего озера – это граница между водой и сушей, в том числе, и прямая – за озером – Эстония (родина его предков). И церкви – это линия между Небом и Землёй. Такие дела. И сам поэт тоже как бы находится в пограничной положении между молодостью и зрелостью: …Увы, я рано повзрослел, Увы, я слишком поздно вырос… («-Прощай мой город! – я когда-нибудь воскликну…»)
О чём пишет поэт? А о чём пишут практически все поэты? О любви, о природе-погоде, об истории… Сложно сказать, с чего началось творчество А.Теддера в своё время. Обычно, молодые начинают с любовной лирики. Но поэт уже перерос эту стадию жизни. Человек зрелый. И надо ещё поискать в его погодно-пейзажной лирике интим. А когда находишь, радуешься умению автора рассказать об этом не стандартно: Не ешьте яблок. Так, на всякий случай. И не смотрите женщинам в глаза. Там бездна. Упадёте на колючий Терновник, сверху слёзы, как вода. Омоют хладный труп на перекрёстке, И камень вам укажет три пути. Один из них – к любви, да вот загвоздка: Без молодильных яблок не дойти. («Не ешьте яблок. Так, на всякий случай…»)
А историческая тематика не отделима у поэта от фольклорной: Старику Берендею невмочь. Разуверилась в сказках Отчизна… («Старику Берендею невмочь…»)
И сказочные мотивы вырастают из деталей быта. Но во всех стихах показана жизнь в поисках гармонии и истины. Родина, но без пошлого русопятства. Люди - без всякого сюсюканья: Жили три старухи на селе. Жили-были, беды бедовали. Квашеной капусте на столе Радовались искренне, бывало. Комарихе – восемьдесят два. Муж бил смертным боем, сын уехал. Раз в два года денег на дрова Присылал да письмецо в утеху. Митрофаниха едва жива, Но на грядках – огурцы рядами. Вдоль забора скошена трава, Вымыт пол в избе под образами. Третья и совсем не помнит год. Мать родила девку в чистом поле. Взмыл под облаками самолёт, Вытолкнув младенчика на волю.
Обожаю женщин этих взгляд. Ласковый, прощающий невзгоды. Похоронки на троих лежат У Петровны на резном комоде. («Жили три старухи на селе…»)
Да и сам лирический герой в стихах – плоть от плоти народа. Его мировоззрение находится в равновесии с мировоззрением поэта, это чувствуется по стихам. Нет нагнетания тьмы. Нет глупо-безудержной радости и бодрячества. А миропонимание автора вырастает из системы ценностей русского человека: доброта, память, тема дороги, жажда справедливости, искание пути к Богу, в конце концов. Видно желание поэта привести в гармонию состояние души ЛГ и сложность окружающей жизни. И невозможность сделать это, увы. Но поэт как бы встаёт над ситуацией: да, это та самая жизнь, которая во все времена всегда не сладка для жителя России. Зато душа вольна и, поднявшись над суетой, примет весь мир в его сложной огромности: Изнурять себя ежедневностью, Бытием натирать мозоли. Повторяемость повседневности Позволяет забыть о боли. В моей жизни нет сильной надобы Мирозданию и Вселенной. Я не верил бы в муки адовы, Но не может быть жизнь нетленной… …Там в цене только то, что ценится. Продаётся лишь то, что бросово. Небеса облаками пенятся, А всё лишнее смертью стесано. («Изнурять себя ежедневностью…»)
Стихи А.Теддера прозрачны, но не в том смысле, что они пусты. Они не замутнены ни литературностью (если хотите, литературщиной), когда поэту нечего сказать, и он собирает свой урожай с бору по сосенке со всей литературной нивы. Ни излишней метафоричностью, когда за поиском заковыристого образа теряется содержание и суть. Ни каким-нибудь авангардистским приёмом, превращённым в главную деталь стихов. Хотя и вкусных «диалектизмов Даля» тоже нет. Читая стихи А.Теддера, приходишь к выводу, что перед тобой всё-таки философская поэзия: …Ладно, что напускать таинственность. Ведь на деле всё очень просто. Плюс на минус равно действительность От рождения до погоста. («Как дела? Под сосновыми лапами…»)
Философия не высоколобая, академическая, а та, которую наш народ практикует на кухнях: …Наследник русских пустомель, Люблю тебя страна. Не спрашивай меня, за что. Ответить мудрено. Так дети любят шапито, А взрослые – вино… («Возьмусь писать я о России…»)
Да, такое вот любомудрие, спрятанное за любовь, за метания ЛГ по своей душе, за осенне-зимние пейзажи, за сказочных персонажей. Взгляду поэта присуща широта и глубина, уму – объёмность восприятия жизни: Мой город спит под плач метели, И мнится погребальный плач. Как будто бы его отпели Владельцы строящихся дач. Им не во что цветенье вишен, И огороды ни к чему. Забор тем лучше, чем он выше. Собаки воют на луну За неимением прохожих. Подвымер местный люд, похоже. И только крепость на холме. И только памяти болтанка. Да три гвоздики на броне/ В бетон вмурованного танка. («Мой город спит под плач метели…»)
Стихи поэта, прямо скажем, не всегда идеальны. Рифмы, бывает, самые простые, часто приблизительные: «Россия-косые», «за что – шапито» и т.п. Встречаются и неточные: «заря-затая», «чертовни-полстраны», «поднимайся – станций». Да, огрехи видны. Но и автор пока не классик. И что, к сожалению, часто исключает объективность по отношению к своим детям-стихам, иногда хромым и косым, и даже непричёсанным, но всё равно талантливым… Но в случае с Андреем Теддером техническое несовершенство некоторых стихотворений искупается содержанием. И это как-то странно: к одним поэтам относишься строго, а другим прощаешь явные неточности стихосложения. Видимо, дело в том, что одни поэты, даже если стучатся к тебе всей мощью строгой правильности своих стихов, то от этого словесного напора только шум стоит в ушах, а глаза невольно закрываются от их блеска. А другие поэты, почти что шепчут свои строки, и даже не отсвечивают, но к ним поневоле прислушиваешься, потому что то, что они произносят тихо и спокойно, находят отклик в твоей душе. Каждому – своё: Тогда была зима, и я, босой, Шёл, чувствуя ногами холод снега. А ветер над повинной головой Гнал облака по тракту вдоль Пинеги. Я в рубище, но почему-то жив. Мороз жесток палаческою злобой. Мне б валенки, дублёнку, жилмассив, Но я иду, оберегаем Богом, Беглец острожный – берегом реки, С едва живой душой в промёрзшем теле. И только ангел надо мной хрипит, Судьбу мою вздымая выше елей. («СОН»)