В старом заросшем доремонтном парке в этот вечер было тихо. Поскрипывали сверчки в высокой траве, жабы редко пели басом в лужах. Хором они создавали особо приятный душе летний звуковой фон. Небо вылило на холст все свои самые пёстрые краски оттенками от пурпурного до солнечно-жёлтого. Людей в парке почти не было, от того и было тихо. Молодёжь сегодня не гуляла – период экзаменов.
По сиреневой аллее на второй в парке деревянной с каменными ножками скамейке, исписанной маркерами не одним поколением, сидел пожилой человек. Он был одет в тёмно-коричневый костюм двойку, снаружи и внутри пах Тройным, и невинно улыбался во все выбритые провалившиеся щёки. Улыбка, однако, не подтягивала его свисавшую старчески кожу на подбородке. Он, сложив руки на потрескавшуюся деревянную трость, блаженно любовался небом, пахучими, забивавшими весь воздух, сиренями, этим вечером и всей матерью-природой Сахалина. День на удивление был тёплым – непохожим на июньский.
Совершенно неожиданно у пожилого человека появилась компания – девочка подросткового возраста в аккуратном платьице до щиколоток, на старый манер, и с прямыми натуральными каштановыми волосами. Она подсела к нему лишь по одной причине - вторая скамейка уже была оккупирована старухами-сплетницами, с зубами как пианино.
Дедушка по-доброму улыбнулся, отразив закат своим серебряным зубом, и сказал:
- А я вот сижу здесь, любуюсь, всё думаю…
Девочка неожиданно грубо встала с презренным брезгливым взглядом и ушла прочь. Дедушка чуть опешил, но взглянув на небольшую трещину в асфальте, коих было много, вновь засиял своим серебренным зубом. Любуясь природой, он потерял счёт времени, птицы тем временем ощущая приближения вечера распелись перед закатом. Теперь и весь город потихоньку стал успокаиваться – рассасывались пробки на дорогах, улицы пустели, закрывались кафе.
По аллее шёл мужчина лет тридцати в прекрасном костюме тройка, со сделанной в модной дорогой парикмахерской (барбершопе) причёской. Он важно разговаривал по телефону – видно было, что звонок рабочий. То и дело открывал кожаный портфель и пальцем пролистывал стопку бумаг в нём. Не найдя один документ, он подсел быстрым движением к дедушке на скамейку и стал зарываться в бумагах портфеля как крот. Найдя нужный документ, мужчина сказал по телефону:
- Всё на месте. Да, скоро буду, - сбросил звонок на смартфоне и достал электронную сигарету.
Дедушка посмотрел на электронный прибор с удивлением и прибавил:
- А в моё время Казбек и Беломорканал все курили.
Мужчина сделал вид будто не слышал ничего и продолжал парить.
- А я вот сел тут вот на скамейку и случайно так увидел трещину…
- Чё? – очнулся мужчина.
- Это самое, трещину в асфальте.
- И чё? Тебе делать нечего, трещины разглядывать?
- Да нет, я заметил просто, что…
- Ой, надоели все… - сматерился уходя молодой человек.
Дедушка посмотрел в спину уходящему с иголочки выглядевшему мужчине и от смущения пожал плечами. «У кого-то плохой день…» - подумалось ему.
Раздались последние минуты заката, когда небо особенно пёстро, но дедушка не смотрел уже ни на небо, ни на сирени, ни даже на трещину. Не каждому глазу видно было, что прорастало в узкой трещине асфальта, но дедушка как бывший дачник знал, что росток, пробивавшийся сквозь серые неприродные литосферные плиты – Сахалинская вишня. Но дивной красоты дерево уже не интересовало его. Дедушка чувствовал желчь на душе.
Уже темнело, зажглись фонарные столбы по аллеям и дорожкам. Старухи-оккупанты никуда не торопились со своей скамейки, а между тем шелуха от семечек уже нарастала в кучу для перегноя. Но вдруг сплетницы изрядного возраста загудели, зашипели и заматерились. Мимо проходил неформал-школьник, одетый в стиль то ли панк, то ли рок, то ли, не дай бог, панк-рок.
Он, звеня цепями и пирсингом, аккуратно подсел к дедушке, который был уже похож на угрюмого мопса с висящими складками кожи. С минуту студент помолчал, понаблюдал за соседом по скамейке, его настроением, лицом, и стал осматриваться. Приметив что-то, он спросил восторженно:
- Это ж дерево растёт?
- Prunus sachalinensis*, вишня сахалинская, - безэмоционально ответил дедушка и повернувшись к доносимому голосу удивился.
- Это как же она из асфальта проросла? – простодушно поинтересовался школьник.
- Я так думаю – коллективная работа, - оживился дедушка. – Предположим – корни деревьев подняли и разорвали некрепкий асфальт образовав множество трещин, затем птицы, ну там воробьи допустим, пролетая случайно обронили ягоду из клюва, и она угодила прямо в эту небольшую щель. И вот оно теперь здесь растёт. Но как оно растёт? С большими трудностями, молодой человек. Ведь… Как ваше имя?
- Ваня.
- Отлично. Так вот, Иван, вишня растение прихотливое – не на каждом огороде вырастит, а тут вот тебе и процветает. Пару лет и появится первый прекрасный розовый цветок. И этот цветок будет венцом жизни. Ведь, видите ли, Иван, в мою молодость нас всегда пугали Третьей Мировой войной. Сейчас тоже все только об этом говорят, пугают… - дедушка чуть замялся. – Но не будем о плохом. Так вот с возрастом я понял очень простую вещь – ведь если растения переживают всё и люди переживут тоже. Мой папа прошёл три войны, мама прожила оккупированную нацистами Беларусь. А наши предки, Иван? Ведь они в доисторические времена всегда приспосабливались сколько бы не происходило природных катаклизмов. Нет, я считаю, что люди обязательно выживут, что бы не было человечество и это перенесёт. Перенесёт и выживет обязательно…
Монолог продолжался долго пока Ваня не вступил, превратив это действие в диалог, и старый парк в момент оживился шумом дискуссии. Дедушка, отражая блеск полумесяца своим зубом, пылко разговорился со школьником на равных. Время мчалось мимо них. Уже поздней ночью, когда они, пожав друг другу руки пошли по двум разным дорожкам, дедушка обернулся на вишню, мимо которой шёл Ваня, и подумал: «Вот он – цветок жизни.».