Полевой госпиталь
Памяти отца моего, офицера Советской Армии, участника в разгроме немецко-фашистских войск в Сталинградской битве
Нигматуллина Мир-Камала Имановича
Отец, между нами не тысяча лет…
Уже за размытою гранью сознанья,
Ты – на госпитальном студёном столе,
Под чахлой лампёшкою,
сгусток страданья,
Один,
в наготе и бессилье, среди –
Отец, не гляди! – помешавшихся далей,
Среди канонады и ада, один
В глухой молотьбе стервенеющей стали…
Над выбитым полем – как бьющийся нерв,
Огонь пулемёта.
Долбящие доты…
Вбит в мемориальный, обугленный снег
Натруженный след проходящей пехоты…
Но есть ещё сон, усмиряющий рёв,
Развёрнутый рёв атакующих глоток, –
Спасительный сон,
пеленающий кровь,
Свинцовые трассы, грызню пулемётов,
Тела – без движения и без тепла,
В пылающем омуте страха и боли.
…И – белое, зыбкое поле стола
Среди разъярённого,
страшного поля…
За стёклышком хрупким скорбел огонёк…
Но, словно предвестник сознания, что ли,
Забрезжил, пробился наверх родничок
Пульсирующей, нарастающей боли:
Со дна забытья и удушья, влеком,
В тяжёлом тумане всплывал ты…
Не воздух –
Спирая глухое дыханье, комком
Стояли в гортани балтийские звёзды.
Хоть тяжесть бессилья лежала в руках,
Холодное небо смотрело сурово, –
Чуть слышно
вздохнуло на горьких губах,
Ещё прищемлённое слабостью, слово.
И дрогнули веки – ты выпростал взгляд,
Уже, как знамению, радуясь, боли
И пил – не напиться! – студёный закат
Над полем…
Из книги "СИБИРСКИЕ ПОЛКИ", 2022,
Николай Шамсутдинов
Нигматуллина Мир-Камала Имановича
Отец, между нами не тысяча лет…
Уже за размытою гранью сознанья,
Ты – на госпитальном студёном столе,
Под чахлой лампёшкою,
сгусток страданья,
Один,
в наготе и бессилье, среди –
Отец, не гляди! – помешавшихся далей,
Среди канонады и ада, один
В глухой молотьбе стервенеющей стали…
Над выбитым полем – как бьющийся нерв,
Огонь пулемёта.
Долбящие доты…
Вбит в мемориальный, обугленный снег
Натруженный след проходящей пехоты…
Но есть ещё сон, усмиряющий рёв,
Развёрнутый рёв атакующих глоток, –
Спасительный сон,
пеленающий кровь,
Свинцовые трассы, грызню пулемётов,
Тела – без движения и без тепла,
В пылающем омуте страха и боли.
…И – белое, зыбкое поле стола
Среди разъярённого,
страшного поля…
За стёклышком хрупким скорбел огонёк…
Но, словно предвестник сознания, что ли,
Забрезжил, пробился наверх родничок
Пульсирующей, нарастающей боли:
Со дна забытья и удушья, влеком,
В тяжёлом тумане всплывал ты…
Не воздух –
Спирая глухое дыханье, комком
Стояли в гортани балтийские звёзды.
Хоть тяжесть бессилья лежала в руках,
Холодное небо смотрело сурово, –
Чуть слышно
вздохнуло на горьких губах,
Ещё прищемлённое слабостью, слово.
И дрогнули веки – ты выпростал взгляд,
Уже, как знамению, радуясь, боли
И пил – не напиться! – студёный закат
Над полем…
Из книги "СИБИРСКИЕ ПОЛКИ", 2022,
Николай Шамсутдинов
