«Как конёк скользит по льду»
Моя бабушка Наталия Германовна Гусакова в 1941-м поступила в Сталинградский педагогический институт, чтобы соответствовать образцовому и образованному мужу. На дневном проучилась год, но и это позволяло ей в 1942—1943 годах работать, продолжая учёбу, директором школы в селе, в десяти километрах от дома. Преподавала, учила детей вязать носки, которые отсылали бойцам на фронт. Хорошо помню рассказы бабушки, как ходила она по утрам зимой в школу через лес. Встречались волки. Страшно, но звери не нападали. Страшнее — оккупированная территория. Немцы, жалкие итальянцы, наглые румыны... И все вместе — фашисты, которых и с волками не сравнить. Вваливались на подворье, в дом, нагло грабили, отнимали последнее, в том числе тёплые вещи, искали спиртное, требовали «яйки», резали бедных кур-кормилиц. Грозили оружием, тыкали автоматами в больную прабабушку, пьяно глазели на бабушку, пугая мою двенадцатилетнюю маму... Пока была возможность и позволяла фронтовая обстановка, Наталия Германовна ездила в институт, подчас на крыше товарных вагонов — от станции Ремонтной в Сталинград. Но уже надвигались, разворачивались, шли жестокие бои в Ростовской и Сталинградской областях. Об этом написали Михаил Шолохов — «Они сражались за Родину», Юрий Бондарев — «Горячий снег». Моя бабушка это прожила. Её поколение относилось к мирной жизни по-особому, ценило каждый день, понимало, какие жертвы были принесены во имя будущих поколений. Детство есть детство, но со временем я 29 лучше стала понимать истоки её строгого и серьёзного отношения к близким. Особенно к внукам. Людмила Михайловна Гусакова, мама моя, пережившая войну подростком, тоже стала педагогом. По мнению многих, потрясающим. В Волгограде, в школе № 25, много лет проработала завучем и преподавателем русского языка и литературы. Школа была одной из двух в городе с углубленным изучением английского языка. Но мама всегда имела в виду, что при поступлении в вузы первый экзамен письменный, серьёзный — сочинение. И своих учеников нередко просто принуждала хорошо знать — подчас наизусть, назубок — литературные произведения, особенно стихотворения, включённые в школьную программу и сверх неё. Слабые сочинения и изложения строгая классная дама предлагала ребятам переписывать, лучше и глубже раскрывать тему. Дети часто говорили: «Вы, Людмила Михайловна, думаете, что у нас только русский и литература». Многие родители старшеклассников недоумевали — дети за полночь пишут сочинения. Мама спокойно отвечала: «Пусть пишут, зачтётся. Ещё благодарить меня будете». Сама она в «свободное» от школы время, то есть вечерами, а то ночами, кипы тетрадей проверяла... И действительно, благодарили потом. Приходили выпускники, даже вроде бы троечники, успешно поступившие в институты, в том числе в столичные, во многом потому, что получили отличные оценки за сочинения, русский устный и письменный. Говорили, что у экзаменаторов создавалось впечатление, что волгоградская 25-я школа не «английская», а с углублённым изучением русского языка и литературы. Моему отцу Владимиру Ефимовичу сейчас было бы девяносто. Он родился в станице Усть-Медведицкой, принявшей имя города Серафимович, в переломное для крестьянства и всей страны время. Рос в семье сельских учителей: отец — директор «старой гимназии», мама — преподаватель начальных классов там же. В известном 1937-м по неизвестным причинам директора «старой гимназии» Ефима Барышникова арестовали, отправили в лагерь. Отцу тогда было восемь, его младшей сестре Тонечке — пять. Бабушке Шуре около тридцати, но уже внезапный инсульт и потеря слуха. Так отец стал старшим, главой семьи. У отца был сильный характер. Решив идти по стопам своего родителя, он получает высшее образование на историко-филологическом факультете пединститута. В двадцать четыре года становится директором вечерней школы для молодых работников химзавода. Ещё через два года встречает мою маму, делает ей предложение. Через год после свадьбы, в 1956-м, появляется на свет Сергей, мой единственный брат. После чего родители целых восемь лет «замышляли» меня. В 1993-м, в свою последнюю осень, отец под окнами нашей квартиры посадил шиповник. В Рождество, после двух инсультов, он уходит из жизни. Весной вижу, что саженцы принялись, а спустя год случилось невероятное: в день моего рождения, пятого июня, под окном на колючих ветвях появились мягкие белые цветки. И это повторяется из года в год — независимо от того, ранней или поздней была весна. Вечный букет от отца к заветному для меня и для него дню...
Из книги «Ливень лун»
* * *
Достану бабушкино платье довоенное,
Военное и послевоенное.
Оно и в радости, и в горе откровенное -
Надеждой бесконечной пленное.
Жаль, жарким днём, как и в неделю непогожую,
Мне не пройти в нем улицею спешною.
Я с детства выбирала ткань похожую
На жизнь жестокую.
И неизбежную.
Из книги «Ливень лун»
* * *
Достану бабушкино платье довоенное,
Военное и послевоенное.
Оно и в радости, и в горе откровенное -
Надеждой бесконечной пленное.
Жаль, жарким днём, как и в неделю непогожую,
Мне не пройти в нем улицею спешною.
Я с детства выбирала ткань похожую
На жизнь жестокую.
И неизбежную.