Про детство
Давайте поговорим про детство. Наше и наших детей. Помните, как воспитывали нас? Мы росли как маугли в джунглях. Питались щавелем, дикими яблоками и гудроном с крыши. Я в одиночку, как Федор Конюхов, совершала кругосветное путешествие по своему городу с десяти утра и до десяти вечера. Я исследовала городские стройки, овраги за дачами, болота на пустырях, подвалы и лесопосадки. Мне было пять лет.
Сегодня дети в пятилетнем возрасте должны уметь отличить автобус от мотоцикла, знать цвета и определять по вкусу название овощей. Мы должны были уметь выживать, потому что если ты не отличила по вкусу мухомор от сыроежки, то нужно вовремя вызвать у себя рвоту, иначе мама будет ругать, что ты опять нажралась какой-то гадости до обеда.
А слышали правило, что детей можно оставлять дома одних с десяти лет? Родители оставляли меня с пяти. Причем, я не просто была одна, я сидела с младшей. Ей было около года, и она обитала в детской кроватке. Это такая одиночная камера для малолетних рецидивистов: на свободный мир смотришь сквозь деревянную решетку. Она, естественно, плакала. Я лежала на полу и читала ей «Айболита». И чем громче она плакала, тем громче я читала. Для меня это было делом принципа: великая русская литература должна была победить беспощадный и бессмысленный русский бунт. И вдруг сестра перестала плакать. Я, уверенная, что история Айболита в Африке ее увлекла, читала еще где-то в течение получаса. Когда мама позвонила в дверь, я поднялась с пола и ужаснулась. Сестренка улыбалась и держала в руке какашку. Все было вымазано в коричневое: стена, кроватка, одеяло. Ребенок вонял, но при этом был абсолютно счастлив…
А как мы ходили в школу, помните? Это сейчас детей довозят до школы на машине. Я шла зимой в темноте на другой конец города по заброшенной стройке и одичавшему яблоневому саду. Возвращалась я тоже затемно, потому что родители работали и оставляли меня на продленку. Помню, однажды пацаны устроили нам облаву, натянули на лица шапки как балаклавы и вероломно напали. Ночь, улица, фонарь, канава… Легко можно было в нее упасть, когда навстречу с криками на тебя бегут ниндзя. Девочки врассыпную. Я тоже в панике куда-то бегу.
За мной погнался Лешка Струлев, я узнала его по куртке. Он повалил меня в сугроб и поцеловал через шапку. А я за это двинула его в нос, после чего он неделю не вынимал из него вату. И это был второй класс! На что сейчас способны дети во втором классе? Моя во втором классе мне пожаловалась, что мальчик без разрешения фотографирует ее на телефон. «Мам, — говорит, — подай на него в суд!» И я такая: «Хорошо, сейчас зайду и подам!» Она до сих пор думает, что мы его тогда засудили, потому что родители этого мальчика каждый день под конвоем водят его в школу. А мальчику тринадцать лет.
Да, мы тогда жили в маленьком и безопасном городе. Сейчас живем в Москве. А здесь маньяки, педофилы, автолюбители. Они носятся как сумасшедшие по дворам. Много, конечно, машин. А это потенциальная опасность. В моем детстве машин почти не было. В нашей семье машина имелась только у деда и числилась в статусе не транспортного средства, а почетного члена семьи, большую часть времени недееспособного. Дед возился со своим «Москвичом» в гараже будто с любовницей —часами, — а нас возил на нем два раза в год: весной после первомайского застолья (и то — в качестве подарка на день рождения моему отцу), и в конце лета, когда мы везли с бабушкиной дачи тыквы, патиссоны и безнадежную тоску от неотвратимости учебного года. Я помню эти поездки: восторг, упоение, легкая тошнота. В «Москвиче» всегда пахло бензином. Мы сидели на выпуклом кожаном диване, стараясь не соскальзывать, когда дед тормозил. Потому что ремни безопасности на задних сиденьях тогда еще не были изобретены.
Вообще, в моем детстве машины были как нечто невероятное, из области мечты. Почти как телевизор.
Нет, телевизор у нас был. Но один. И его всегда смотрел папа, и его прерогативой было выбирать канал. Выбор при этом оказывался не сложный: «первый» и «второй». Всего два канала. Мы, дети, должны были оставлять заявку на просмотр телевизора за неделю, и потом каждый день напоминать, чтобы папа понимал, как нам это важно. Мы всегда знали, что хотим смотреть: каждое воскресение в шесть часов вечера «Утиные истории» и «Чип и Дейл». А в остальное время книжки. Читали от нечего делать. Потому что какие тебе мультики? Их нет. Только психоделический ежик в тумане и не менее психоделический инопланетянин со странной дудочкой. И только по утрам, чтобы мы охотнее шли в школу.
Сейчас мы слишком опекаем детей. Этим летом мои были у бабушки. Старшая позвонила и спросила разрешения пойти купаться с друзьями на реку. Ей двенадцать. Я сначала не разрешила. А потом вспомнила себя. Мы ходили купаться одни лет с семи на пруд рядом с железной дорогой. В пруду плавало полно старых шпал. Мы усаживались на них верхом и устраивали бои: мальчики против девочек. Думаете, это было безопасно? Легко могло прилететь шпалой по башке, ведь бились мы ожесточенно. Если побеждали пацаны, то срывали с нас купальники. Война велась насмерть. И мы частенько брали на абордаж их корабли, потому что нам для равноправия не нужен был феминизм. У нас была пионерия и камни.
Сейчас дети воспитываются Интернетом. Их реальность — «Бравл Старс», «Роблокс», «Майнкрафт». В моем детстве Интернета не было. И когда я говорю эту фразу детям, они думают, что я вру, чтобы заставить их делать уроки. А я действительно про компьютер услышала только в десятом классе. Сашка Назаров, одноклассник, похвастался, что у него дома есть компьютер, и предложил с ним гулять. Я согласилась. Потому что очень хотела посмотреть на компьютер. Помню, как мы с ним гуляли вечерами. Дойдешь до кургана и Вечного огня, погреешься, подумаешь о смерти и подвиге, и обратно: в подвал, пить с пацанами разведенный спирт. Мы неделю встречались, и он так и не показал мне компьютер. Я решила, что наврал, и порвала с ним. Потому что нет компьютера — нет подружки.
А еще у нас в городе была одна дорога, по которой ходил один автобус. Он объезжал город за полчаса. Пешком из одного конца в другой занимало примерно столько же времени. Конечно, мы катались на автобусе исключительно для прикола. Чтобы ехать, смотреть в заднее окно, в которое колотит град с дождем, и петь пьяными голосами: «Медленно минуты уплывают в даль, встречи с ними ты уже не жди, и, хотя нам прошлого немного жаль, лучшее, конечно, впереди…»
И «лучшее» действительно было впереди. А сейчас оно наступило. Лучшее…
Сегодня дети в пятилетнем возрасте должны уметь отличить автобус от мотоцикла, знать цвета и определять по вкусу название овощей. Мы должны были уметь выживать, потому что если ты не отличила по вкусу мухомор от сыроежки, то нужно вовремя вызвать у себя рвоту, иначе мама будет ругать, что ты опять нажралась какой-то гадости до обеда.
А слышали правило, что детей можно оставлять дома одних с десяти лет? Родители оставляли меня с пяти. Причем, я не просто была одна, я сидела с младшей. Ей было около года, и она обитала в детской кроватке. Это такая одиночная камера для малолетних рецидивистов: на свободный мир смотришь сквозь деревянную решетку. Она, естественно, плакала. Я лежала на полу и читала ей «Айболита». И чем громче она плакала, тем громче я читала. Для меня это было делом принципа: великая русская литература должна была победить беспощадный и бессмысленный русский бунт. И вдруг сестра перестала плакать. Я, уверенная, что история Айболита в Африке ее увлекла, читала еще где-то в течение получаса. Когда мама позвонила в дверь, я поднялась с пола и ужаснулась. Сестренка улыбалась и держала в руке какашку. Все было вымазано в коричневое: стена, кроватка, одеяло. Ребенок вонял, но при этом был абсолютно счастлив…
А как мы ходили в школу, помните? Это сейчас детей довозят до школы на машине. Я шла зимой в темноте на другой конец города по заброшенной стройке и одичавшему яблоневому саду. Возвращалась я тоже затемно, потому что родители работали и оставляли меня на продленку. Помню, однажды пацаны устроили нам облаву, натянули на лица шапки как балаклавы и вероломно напали. Ночь, улица, фонарь, канава… Легко можно было в нее упасть, когда навстречу с криками на тебя бегут ниндзя. Девочки врассыпную. Я тоже в панике куда-то бегу.
За мной погнался Лешка Струлев, я узнала его по куртке. Он повалил меня в сугроб и поцеловал через шапку. А я за это двинула его в нос, после чего он неделю не вынимал из него вату. И это был второй класс! На что сейчас способны дети во втором классе? Моя во втором классе мне пожаловалась, что мальчик без разрешения фотографирует ее на телефон. «Мам, — говорит, — подай на него в суд!» И я такая: «Хорошо, сейчас зайду и подам!» Она до сих пор думает, что мы его тогда засудили, потому что родители этого мальчика каждый день под конвоем водят его в школу. А мальчику тринадцать лет.
Да, мы тогда жили в маленьком и безопасном городе. Сейчас живем в Москве. А здесь маньяки, педофилы, автолюбители. Они носятся как сумасшедшие по дворам. Много, конечно, машин. А это потенциальная опасность. В моем детстве машин почти не было. В нашей семье машина имелась только у деда и числилась в статусе не транспортного средства, а почетного члена семьи, большую часть времени недееспособного. Дед возился со своим «Москвичом» в гараже будто с любовницей —часами, — а нас возил на нем два раза в год: весной после первомайского застолья (и то — в качестве подарка на день рождения моему отцу), и в конце лета, когда мы везли с бабушкиной дачи тыквы, патиссоны и безнадежную тоску от неотвратимости учебного года. Я помню эти поездки: восторг, упоение, легкая тошнота. В «Москвиче» всегда пахло бензином. Мы сидели на выпуклом кожаном диване, стараясь не соскальзывать, когда дед тормозил. Потому что ремни безопасности на задних сиденьях тогда еще не были изобретены.
Вообще, в моем детстве машины были как нечто невероятное, из области мечты. Почти как телевизор.
Нет, телевизор у нас был. Но один. И его всегда смотрел папа, и его прерогативой было выбирать канал. Выбор при этом оказывался не сложный: «первый» и «второй». Всего два канала. Мы, дети, должны были оставлять заявку на просмотр телевизора за неделю, и потом каждый день напоминать, чтобы папа понимал, как нам это важно. Мы всегда знали, что хотим смотреть: каждое воскресение в шесть часов вечера «Утиные истории» и «Чип и Дейл». А в остальное время книжки. Читали от нечего делать. Потому что какие тебе мультики? Их нет. Только психоделический ежик в тумане и не менее психоделический инопланетянин со странной дудочкой. И только по утрам, чтобы мы охотнее шли в школу.
Сейчас мы слишком опекаем детей. Этим летом мои были у бабушки. Старшая позвонила и спросила разрешения пойти купаться с друзьями на реку. Ей двенадцать. Я сначала не разрешила. А потом вспомнила себя. Мы ходили купаться одни лет с семи на пруд рядом с железной дорогой. В пруду плавало полно старых шпал. Мы усаживались на них верхом и устраивали бои: мальчики против девочек. Думаете, это было безопасно? Легко могло прилететь шпалой по башке, ведь бились мы ожесточенно. Если побеждали пацаны, то срывали с нас купальники. Война велась насмерть. И мы частенько брали на абордаж их корабли, потому что нам для равноправия не нужен был феминизм. У нас была пионерия и камни.
Сейчас дети воспитываются Интернетом. Их реальность — «Бравл Старс», «Роблокс», «Майнкрафт». В моем детстве Интернета не было. И когда я говорю эту фразу детям, они думают, что я вру, чтобы заставить их делать уроки. А я действительно про компьютер услышала только в десятом классе. Сашка Назаров, одноклассник, похвастался, что у него дома есть компьютер, и предложил с ним гулять. Я согласилась. Потому что очень хотела посмотреть на компьютер. Помню, как мы с ним гуляли вечерами. Дойдешь до кургана и Вечного огня, погреешься, подумаешь о смерти и подвиге, и обратно: в подвал, пить с пацанами разведенный спирт. Мы неделю встречались, и он так и не показал мне компьютер. Я решила, что наврал, и порвала с ним. Потому что нет компьютера — нет подружки.
А еще у нас в городе была одна дорога, по которой ходил один автобус. Он объезжал город за полчаса. Пешком из одного конца в другой занимало примерно столько же времени. Конечно, мы катались на автобусе исключительно для прикола. Чтобы ехать, смотреть в заднее окно, в которое колотит град с дождем, и петь пьяными голосами: «Медленно минуты уплывают в даль, встречи с ними ты уже не жди, и, хотя нам прошлого немного жаль, лучшее, конечно, впереди…»
И «лучшее» действительно было впереди. А сейчас оно наступило. Лучшее…
