***
Сгущаются люди,
смущается время.
Как связанный в узел
березой и небом,
я медленно еду,
глаза открывая.
Я снова вникаю
и все понимаю.
Колеса – два круга.
И небо распято,
а тень – это плоскость
в рубашке помятой.
Земля кружит в блюде.
В очках отражение –
сгущаются люди,
бегут за движением.
***
Мы зависимы.
Ветер-висельник
дует в форточку, мнется весь.
Я оборвана.
Жизнь – оторва та,
что идет и кается на просвет.
Ты услышанный,
голос тихий твой –
растворение плоских мест.
Мы – молчание,
где печали нет.
Только маленький черный крест.
***
Меня выуживают тени,
и смотрят дни в живое тело.
Как хрупко в пузыре недели –
я будто облако сквозь дерево
плыву по теплой переносице,
сплетая сосенки. И просится –
так плавно осень переносится
куда-то в шкаф, к платкам и проседи.
А мы записаны страницами,
в знакомый платья цвет. И снится мне,
как в складках рюш вдыхают спицами
глаза задумчивые. Видишь их?
И рассылаются открытками
мои шаги. Березы липкие,
когда прокалываешь вилкой их
живой пузырь – по веткам рыбки мы.
***
Держась рукой за ветку пуповины,
зависнув полосой чуть выше, дальше «А»,
мы разделили всех на половины,
как стих большой и часть его – строфа.
Полощет день о ветку жизни иней,
зеркально выражая в нём словарь
через меня. Мы все опять живые,
но просим воздух тронуть за рукав.
Как будто ясность – не деленье мира,
неровный срез, объединенный гимн.
Держась рукой за ветку пуповины,
я так хочу узнать, что там, за ним.
Сгущаются люди,
смущается время.
Как связанный в узел
березой и небом,
я медленно еду,
глаза открывая.
Я снова вникаю
и все понимаю.
Колеса – два круга.
И небо распято,
а тень – это плоскость
в рубашке помятой.
Земля кружит в блюде.
В очках отражение –
сгущаются люди,
бегут за движением.
***
Мы зависимы.
Ветер-висельник
дует в форточку, мнется весь.
Я оборвана.
Жизнь – оторва та,
что идет и кается на просвет.
Ты услышанный,
голос тихий твой –
растворение плоских мест.
Мы – молчание,
где печали нет.
Только маленький черный крест.
***
Меня выуживают тени,
и смотрят дни в живое тело.
Как хрупко в пузыре недели –
я будто облако сквозь дерево
плыву по теплой переносице,
сплетая сосенки. И просится –
так плавно осень переносится
куда-то в шкаф, к платкам и проседи.
А мы записаны страницами,
в знакомый платья цвет. И снится мне,
как в складках рюш вдыхают спицами
глаза задумчивые. Видишь их?
И рассылаются открытками
мои шаги. Березы липкие,
когда прокалываешь вилкой их
живой пузырь – по веткам рыбки мы.
***
Держась рукой за ветку пуповины,
зависнув полосой чуть выше, дальше «А»,
мы разделили всех на половины,
как стих большой и часть его – строфа.
Полощет день о ветку жизни иней,
зеркально выражая в нём словарь
через меня. Мы все опять живые,
но просим воздух тронуть за рукав.
Как будто ясность – не деленье мира,
неровный срез, объединенный гимн.
Держась рукой за ветку пуповины,
я так хочу узнать, что там, за ним.
