«Овсянки» Дениса Осокина, как эпическая поэма в кино и прозе
Светлой памяти Игоря Сергеева (1960-2016)
Почти безымянный городок на реке Нея. Почему «почти безымянный»? А потому что давно находится в упадке и название ему дано по реке на какой он стоит. Ещё век, другой и останутся от городка Нея одни бесформенные руины: крошится красный пережжённый кирпич и сыплется штукатурка фабричной стены, а одноимённая река, меж тем, продолжает свой неспешный бег до своей сестрицы Унжи, а далее её воды теряются и никто их не отделяет, потому как отделить один приток от другого становится невозможным, вся вода едина; возможно, придёт однажды такое время, что она подмоет берег и тогда потечёт уже по праву по новому руслу, через низинную пустошь.
А пока жизнь уходит отсюда с каждым покойником. Родятся мало мери, а пришлых, что оседают в этих местах, — и того меньше. Хоронят своих любимых меря по древнему обряду — не раздумывая, жгут на погребальных кострах. Аист Всеволодович Сергеев — штатный фабричный фотограф, знает свою судьбу. Ему немногим за сорок. Но смерть ходит и среди молодых. Отсутствие жены, Аиста не слишком печалит. Внимание фабричных работниц скрашивает его одиночество. У простого человека одна жена, а у Аиста — больше десятка и все любимы. Хотя с ними он дружен, как любящий брат и ложа не делит. Сердце у Аиста нежное, грубого слова не терпит. Да и некому ему говорить грубых слов. Живёт он среди своих мерян и худого дела ни от кого не ждёт. Фотолетописью занимается по душевному складу, а не по нужде, оттого и любим всеми, даже смертью, какая наметила его себе в суженные. Аист думает о ней, но не как о своей невесте, а как о великой людской данности, какая нисходит на всех, кем бы они ни были, а думая, пишет книгу о себе и своём народе. Кто и когда прочтёт эту книгу, Аист не знает.
Писательство у Аиста наследное: отец его Всеволод (Веса) — поэт Божьей милостью — ушёл из жизни человеком не старым, покинутым счастьем. Смирен ли он был? Может и смирен. Тела жены и дочери проводил по-мирянски — отдав владыке огню на очистительное омовение. А после и сам искал смерти, да не находил её в привычных местах и стихиях. Чуралась она его настырности по-девичьи, а, может, по-мирянски жалела и давала жить, пока совсем не полюбила.
Любовь у мери не растворимая, не разменная. Аист тоже любит. Одну. Замужнюю. То, что она носит имя Таня, а не Лаура, или Беатриче, сути любви не меняет. И браку её не мешает. А замужем она за его директором, человеком возрастным, и потому ценящим брачный союз превыше общественного долга. Но долг есть и супружеский: проводить из этого мира достойно. И не Таня своего мужа с Аистом готовят к погребальному ложу, а Аист с ним проводят обряд над ней.
Смерть не возражает такой перемене. Ей нужны: и сёстры, и братья, и мужья. Вся земля в её безраздельном управлении. И куда бы не поехал человек, он везде её встретит, если на то будет её, а не его воля.
Аист и его директор вдовец, находят каждый себе пристанище — в холодных водах великой реки народа меря и начинают жить освобождённой жизнью вольными духами. Им не далась ипостась огня, стихия воды — питающей всё и вся — их вечный удел и награда.
Постичь это, значит примирится с тем, что жизнь только тогда жизнь, когда наполняется внутренним не осязаемым содержанием. А «Овсянки» Дениса Осокина открывают неуловимое с той естественностью с какой меря обряжают невесту.
— Можно прочесть эту книгу и забыть?
— Нет.
— Можно ли увидеть раз фильм Алексея Федорченко и остаться равнодушно чванливым?
— Нет. И в том, и в другом случае, текст «Овсянок» незабываем, как естественный ход жизни. К нему можно возвращаться, раз за разом, для утоления жажды, как к живительному роднику. Души иссушает многое, а утоляет малое. Важно не проглядеть, не пройти мимо этого сокровища, а оно подлинное, без мнимой позолоты.
Воистину велика русская земля тем, что каждый народ на её просторах чувствует себя великим. Сказать об этом никогда не рано.
25-26 июля 2024 г.
В ответ на эссе об "Овсянках".
"Не смотрел кино. Не читал книгу. После этого небольшого отрывка захотелось сделать и то, и другое."
Евгений Коряковский (актёр)
Светлой памяти Игоря Сергеева (1960-2016)
Почти безымянный городок на реке Нея. Почему «почти безымянный»? А потому что давно находится в упадке и название ему дано по реке на какой он стоит. Ещё век, другой и останутся от городка Нея одни бесформенные руины: крошится красный пережжённый кирпич и сыплется штукатурка фабричной стены, а одноимённая река, меж тем, продолжает свой неспешный бег до своей сестрицы Унжи, а далее её воды теряются и никто их не отделяет, потому как отделить один приток от другого становится невозможным, вся вода едина; возможно, придёт однажды такое время, что она подмоет берег и тогда потечёт уже по праву по новому руслу, через низинную пустошь.
А пока жизнь уходит отсюда с каждым покойником. Родятся мало мери, а пришлых, что оседают в этих местах, — и того меньше. Хоронят своих любимых меря по древнему обряду — не раздумывая, жгут на погребальных кострах. Аист Всеволодович Сергеев — штатный фабричный фотограф, знает свою судьбу. Ему немногим за сорок. Но смерть ходит и среди молодых. Отсутствие жены, Аиста не слишком печалит. Внимание фабричных работниц скрашивает его одиночество. У простого человека одна жена, а у Аиста — больше десятка и все любимы. Хотя с ними он дружен, как любящий брат и ложа не делит. Сердце у Аиста нежное, грубого слова не терпит. Да и некому ему говорить грубых слов. Живёт он среди своих мерян и худого дела ни от кого не ждёт. Фотолетописью занимается по душевному складу, а не по нужде, оттого и любим всеми, даже смертью, какая наметила его себе в суженные. Аист думает о ней, но не как о своей невесте, а как о великой людской данности, какая нисходит на всех, кем бы они ни были, а думая, пишет книгу о себе и своём народе. Кто и когда прочтёт эту книгу, Аист не знает.
Писательство у Аиста наследное: отец его Всеволод (Веса) — поэт Божьей милостью — ушёл из жизни человеком не старым, покинутым счастьем. Смирен ли он был? Может и смирен. Тела жены и дочери проводил по-мирянски — отдав владыке огню на очистительное омовение. А после и сам искал смерти, да не находил её в привычных местах и стихиях. Чуралась она его настырности по-девичьи, а, может, по-мирянски жалела и давала жить, пока совсем не полюбила.
Любовь у мери не растворимая, не разменная. Аист тоже любит. Одну. Замужнюю. То, что она носит имя Таня, а не Лаура, или Беатриче, сути любви не меняет. И браку её не мешает. А замужем она за его директором, человеком возрастным, и потому ценящим брачный союз превыше общественного долга. Но долг есть и супружеский: проводить из этого мира достойно. И не Таня своего мужа с Аистом готовят к погребальному ложу, а Аист с ним проводят обряд над ней.
Смерть не возражает такой перемене. Ей нужны: и сёстры, и братья, и мужья. Вся земля в её безраздельном управлении. И куда бы не поехал человек, он везде её встретит, если на то будет её, а не его воля.
Аист и его директор вдовец, находят каждый себе пристанище — в холодных водах великой реки народа меря и начинают жить освобождённой жизнью вольными духами. Им не далась ипостась огня, стихия воды — питающей всё и вся — их вечный удел и награда.
Постичь это, значит примирится с тем, что жизнь только тогда жизнь, когда наполняется внутренним не осязаемым содержанием. А «Овсянки» Дениса Осокина открывают неуловимое с той естественностью с какой меря обряжают невесту.
— Можно прочесть эту книгу и забыть?
— Нет.
— Можно ли увидеть раз фильм Алексея Федорченко и остаться равнодушно чванливым?
— Нет. И в том, и в другом случае, текст «Овсянок» незабываем, как естественный ход жизни. К нему можно возвращаться, раз за разом, для утоления жажды, как к живительному роднику. Души иссушает многое, а утоляет малое. Важно не проглядеть, не пройти мимо этого сокровища, а оно подлинное, без мнимой позолоты.
Воистину велика русская земля тем, что каждый народ на её просторах чувствует себя великим. Сказать об этом никогда не рано.
25-26 июля 2024 г.
В ответ на эссе об "Овсянках".
"Не смотрел кино. Не читал книгу. После этого небольшого отрывка захотелось сделать и то, и другое."
Евгений Коряковский (актёр)
