«АДРЕСОВАНО БЭЛЛЕ»
Заголовок эссе говорит сам за себя – оно адресовано поэтессе 60-х годов. Мне вспоминается строка «Даруй мне тишь твоих библиотек» из стихотворения «По улицам моим который год», что не раз под гитару исполняла героиня фильма «Ирония судьбы или с лёгким паром». А я несколько переделала фразу не в обиду известной поэтессе – «Как много книг в библиотеках запылилось» - можно было бы и продолжить рифмовать.
«Ах, Бэлла! Как много в жизни Вашей драмы и суеты, застенчивости. Пылкости и страсти! О, Ваш застенчивый герой что ловко прячется в кулисах, не оставляя за собой позор, не придавая драме смысла…»
Книги даровали мне вдохновение, утешение без трат и потерь, о Вашей поэтической тонкой натуре. В Ваших чертах я вижу ломкость и хрупкость, печаль в лице и надломленность фигуры.
А в прозе – прозорливость, пытливость ума и в то же время детскую наивность. В каждой повести пытаюсь угадать Ваши черты, силуэт и жесты. Нет, мне не чужда Ваша прозаическая речь. Она как фитилек восковых свеч. Заплаканное поутру окно. Серым грифелем мокрый асфальт под ноги лёг. Поэзия как музыка струнная, звонкая, плавная, пестрая. Накладывается чёткий отпечаток времени на Ваши стихи и как стихия уносит боль с души. Бумага стерпит, промолчит, перо скользит, царапает и пишет. Её мир поэзией прошит иль прожит. Стихами день иль час спешит. Покой поэта потревожить. Какие сильные эмоции Вы пробудили во мне!
Как богат Ваш язык, он как струна гитары наигранной мелодии спускается тонкой струйкой с кончиков пальцев, шевеление губ при напевании «А напоследок я скажу», стихотворений вдох и выдох встрепенется в небо, пыльцой осядет на цветок. И на могильной кладбищенской доске пером черкнет послание «Друзей моих прекрасные черты, появятся и растворятся снова»
Бэлла, Бэллочка, Бэлла Ахатовна! Вы привнесли в мою поэзию и жизнь волнение, гармонию и буйство, казалось мне всё это баловство, а стало настоящим светлым чувством! Как Вы учились мастерству, струящемуся лёгкой поэтической строкой овладевать пером писательской рукой. Литературный институт Вас взращивал как цвет! Рассветной зорькой, заревом, туманом. Нет, поэт, Тебя не повело обманом,… а всё ведь, потому что ты поэт!
На Вашей поэзии поднятой духом, волей железной и грянувшей в век… Как эхо, смеющееся прямо над ухом! Умеющий падать, вставай человек!
Однажды на прилавке магазина в отделе книг я нашла карманный экземпляр Ваших стихотворений! И я влюбилась в эту кроткую поэтическую Вашу душу! Вашу женственность и непосредственность как нотка затаённой грусти застывшей в глазах! Вы вглядывались в мою читательскую душу, Вы искали родственную душу в любом, кто понимает поэзию! Вы искали глазами читателя и нашли таки! Не так давно я стала трепетно читать стихи! Они грустны, легки, слегка речисты, говорливы как литература. Как стёжка змейкой тонкой вьётся через Переделкинский лес! Речушка Сетунь переливается на солнце как зеркальная гладь. С мелкой рябью играют лучи и снова сентябрь провозглашает эту поэтическую речь «Найти листву и поднести к лицу и ощутить сиротство как блаженство»
Заголовок эссе говорит сам за себя – оно адресовано поэтессе 60-х годов. Мне вспоминается строка «Даруй мне тишь твоих библиотек» из стихотворения «По улицам моим который год», что не раз под гитару исполняла героиня фильма «Ирония судьбы или с лёгким паром». А я несколько переделала фразу не в обиду известной поэтессе – «Как много книг в библиотеках запылилось» - можно было бы и продолжить рифмовать.
«Ах, Бэлла! Как много в жизни Вашей драмы и суеты, застенчивости. Пылкости и страсти! О, Ваш застенчивый герой что ловко прячется в кулисах, не оставляя за собой позор, не придавая драме смысла…»
Книги даровали мне вдохновение, утешение без трат и потерь, о Вашей поэтической тонкой натуре. В Ваших чертах я вижу ломкость и хрупкость, печаль в лице и надломленность фигуры.
А в прозе – прозорливость, пытливость ума и в то же время детскую наивность. В каждой повести пытаюсь угадать Ваши черты, силуэт и жесты. Нет, мне не чужда Ваша прозаическая речь. Она как фитилек восковых свеч. Заплаканное поутру окно. Серым грифелем мокрый асфальт под ноги лёг. Поэзия как музыка струнная, звонкая, плавная, пестрая. Накладывается чёткий отпечаток времени на Ваши стихи и как стихия уносит боль с души. Бумага стерпит, промолчит, перо скользит, царапает и пишет. Её мир поэзией прошит иль прожит. Стихами день иль час спешит. Покой поэта потревожить. Какие сильные эмоции Вы пробудили во мне!
Как богат Ваш язык, он как струна гитары наигранной мелодии спускается тонкой струйкой с кончиков пальцев, шевеление губ при напевании «А напоследок я скажу», стихотворений вдох и выдох встрепенется в небо, пыльцой осядет на цветок. И на могильной кладбищенской доске пером черкнет послание «Друзей моих прекрасные черты, появятся и растворятся снова»
Бэлла, Бэллочка, Бэлла Ахатовна! Вы привнесли в мою поэзию и жизнь волнение, гармонию и буйство, казалось мне всё это баловство, а стало настоящим светлым чувством! Как Вы учились мастерству, струящемуся лёгкой поэтической строкой овладевать пером писательской рукой. Литературный институт Вас взращивал как цвет! Рассветной зорькой, заревом, туманом. Нет, поэт, Тебя не повело обманом,… а всё ведь, потому что ты поэт!
На Вашей поэзии поднятой духом, волей железной и грянувшей в век… Как эхо, смеющееся прямо над ухом! Умеющий падать, вставай человек!
Однажды на прилавке магазина в отделе книг я нашла карманный экземпляр Ваших стихотворений! И я влюбилась в эту кроткую поэтическую Вашу душу! Вашу женственность и непосредственность как нотка затаённой грусти застывшей в глазах! Вы вглядывались в мою читательскую душу, Вы искали родственную душу в любом, кто понимает поэзию! Вы искали глазами читателя и нашли таки! Не так давно я стала трепетно читать стихи! Они грустны, легки, слегка речисты, говорливы как литература. Как стёжка змейкой тонкой вьётся через Переделкинский лес! Речушка Сетунь переливается на солнце как зеркальная гладь. С мелкой рябью играют лучи и снова сентябрь провозглашает эту поэтическую речь «Найти листву и поднести к лицу и ощутить сиротство как блаженство»
